Стефани Оукс - Священная ложь

Я в ответ отмалчиваюсь. Не хочу ей говорить. Женщина-врач, которая осматривала меня по приезде, сказала, что обязательно нужно принимать этот препарат каждый день.

– Не вздумай никому продавать таблетки, – строго предупредила она.

Врач пояснила, что я слишком медленно расту – видимо, от недоедания. Велела обязательно съедать все, что дают в столовой, а еще каждое утро пить витамины в большой дозировке, как бы больно они ни обдирали горло.

Мы идем обратно в камеру. Таблетки, похоже, уже действуют – Энджел становится более веселой и разговорчивой, чем обычно.

– Думаю, настала пора преподать тебе урок, – объявляет она.

– Какой еще урок?

– Жизни в тюрьме. – Она плюхается на пол. – Первым делом ты должна уяснить, что все здесь делятся на банды. Девчонки предпочитают торговать и держаться вместе. Проще всего с мексиканками. Если раздобудешь лак для ногтей, чтобы им, сразу с ними поладишь. Не вздумай связываться с метамфетаминщицами! У них все мозги набекрень, только и твердят, что о своей химии – как будто она здесь в магазине продается… Стоит вежливо напомнить, что они вообще-то за решеткой, как им совсем сносит крышу. Короче, они больные сучки.

– А ты с кем?

– А я ни с кем. Лесби в целом нормальные, просто держатся сами по себе. На занятиях мы иногда пересекаемся. Они всегда исправно делают уроки, читают книжки, и все такое. В общем, пытаются наладить жизнь. Хотя тоже себе на уме. Короче, не знаю… Здесь нет никого, с кем можно было бы спокойно поболтать по душам.

– А как же я?

Энджел качает головой.

– С тобой еще неясно. Я пока не решила.

– Как будто у тебя есть варианты и ты можешь меня прогнать, если надоем.

– Могу. Просидишь здесь столько же, сколько я, – тоже начнешь командовать.

– А тебе сколько еще сидеть?

– Не лезь.

– Что?

– Не твое дело. Это личное.

– Угу, личное, – хмыкаю я.

– Что тебя не устраивает?

– Господи, я слышу, как ты ночами писаешь в унитаз. Какие тут могут быть личные дела?

– Поэтому я предпочитаю держать в тайне все, что только можно. Не все такие болтушки, как ты.

– Ладно, секретничай, Пиписька, – хмыкаю я. – Теперь буду так тебя называть. Сама напросилась.

Энджел щурится – видимо, хочет улыбнуться, но тут же берет себя в руки.

– Вот что еще важно, – продолжает она. – Пора уже сменить словарный запас.

– Это как?

– Хватит разговаривать таким тоном, словно ты в церкви. Здесь так не говорят. «Господи!» – передразнивает она. – Как будто ты из машины времени вылезла.

– Но я не знаю никаких ругательств.

– Я тебе сейчас целый список составлю!

Энджел встает, вырывает листок из тетрадки и огрызком карандаша выводит пять или шесть слов. Потом протягивает мне.

– Я не умею читать, – приходится напомнить ей.

– Даже буквы не знаешь?

– Не все.

Энджел задумчиво кривит губы.

– Ладно, давай так.

Она тыкает пальцем в первое слово и произносит его по слогам, заставляя повторить. Сердце колотится – не только от того, что изо рта вылетают дьявольские слова, но и потому, что меня впервые учат читать после Берти.

– Просто запомни, и все будет хорошо.

– Почему ты мне помогаешь? – спрашиваю я.

– Чтобы потом меньше болела голова. Если влипнешь в беду, не хлопай ресницами и не жди от меня помощи. Потому что я в твои дела лезть не буду. И еще одно. Если не понимаешь, о чем речь, молчи. Не говори ни слова. Иначе точно влипнешь.

– Например?

– Ну, например, если делают так… – Она складывает пальцы в круг. – Так спрашивают, не лесби ли ты.

– Что?

– Не нравятся ли тебе девочки. А еще могут спросить, как тебя зовут. Если Бритни – значит, тебя хотят завалить в койку, потому что так называют сучку, с которой можно переспать. Кэнди – трусиха, а Триша – у которой есть чем торговать.

– Господи, – ошеломленно шепчу я.

Просто голова идет кругом.

Энджел выразительно хмурится.

– То есть… – Я зажмуриваюсь, вспоминая ее список. – Вот дерьмо!

– Уже лучше.

– Я, наверное, никогда в жизни не рискну спросить, нравятся ли кому девушки, – говорю я. – Как думаешь?

– Без вариантов, – хмыкает Энджел.

– Вообще-то я пошутила, – отвечаю я. – Ты когда-нибудь смеешься? Даже я смеюсь, хотя у меня больше поводов для грусти, чем у тебя. Штук, наверное, десять…

Я поднимаю руки и выразительно гляжу на отсутствующие пальцы.

Энджел продолжает, не слушая:

– Скоро тебе придется решать, к какой банде прибиться. Думаю, лучше всего тебе будет с христианками.