Мастер Солнца Покрова Пресвятой Богородицы - Трудно быть Ангелом. Роман-трилогия

– Пошёл вон, несовершеннолетний!

Из полиции меня выгнали прочь. Я вернулся к Дяде Мише домой и спросил про гонорар. Дядя Миша опохмелился, смутно помнил вчерашние события и спросил у меня:

– А что ты хромаешь? Что с ногой у тебя?

Я решил пошутить:

– Вчера купил новый матрас ортопедический и в сарае с дочкой директора на диване испытывал. Диван сломался, и вот я ногу отбил! Теперь хромаю. Сарай твой тоже сломался.

Дядя Миша закурил и восхитился:

– Красиво врёшь.

– Да, дочку директора школы сильно люблю.

– А где мой бычок?

– В магазин ушёл, в холодильниках упокоился, можешь проверить.

– Врёшь!

– Честно! Я сам отвёл его в магазин, а там мясник уже разделал его. Пошли, покажу.

– Завтра покажешь.

– Мне бы деньги за быка получить, за работу и за колку дров. Хочу на Насте жениться.

– Деньги? Жениться? А вот это? Что это было? (Дядя показал рукой с папироской на хаос вокруг.)

– Не знаю, вчера утром этого не было. Может, это сосед? В полиции говорят – ты его подстрелил.

– Я? Не помню. И вообще не верю тебе.

– Ты пьяный был. Правда не помнишь? Это твой бык всё вокруг покрошил.

– Врёшь! Я тебя зна-а-аю! Выпьешь со мной?

– Благодарю, дядя Миш.

Выпили по пятьдесят и закусили вчерашними бутербродами. Через минуту дядю Пожарного потянуло на модные разговоры:

– Говорят, ты в музее, в Третьяковке, бывал?

– Девять раз! И один раз в Эрмитаже. А что?

– Слушай, а вот по телевизору я слышал про модные инсталляции, что это такое?

– А это креатив! Наломал дрова красиво в музее – и вот инсталляция, главное, чтоб гениально-красиво было. Можно так же в подъезде, или на площади, или у тебя во дворе наломать, это будет инсталляция и современный дизайн. Я это люблю. Многим нравится современное искусство – большие деньги дают за него.

– Чудно!

– Да, много, Гораций, чудного на свете, вам, старикам, и не снилось.

– Да-а-а-уж, Шекссс-пир, твою мать, двадцать первый век на дворе, и всё по-другому… Тебя сосед Витя искал, не знаю, что здесь было, но он тебя сильно ищет. Сходи к нему.

– Пока не могу…

Тут через пролом в заборе пришла Наська, обняла, прилипла ко мне, поцеловала руку мою, и я сказал:

– Дядя Миша, вы в храм ходите, молитесь, так освятите наш брак!

– Вы ещё дети, вам брак не положен!

– Что же делать?

– Мы любим друг друга!

– А ты, Наська, любишь его?

– Да! Очень!

– Могу взять с вас обещание вступить в брачный союз.

– Мы согласны! (Ответили хором, взялись за руки и поцеловались.)

Дядя Миша торжественно вынес из дома Евангелие и положил на табуретку, икону Спаса держал в пьяных руках:

– Дайте обет!

Мы положили ладони на Евангелие и пообещали жениться, как только исполнится Наське восемнадцать, поцеловались и выпили водки. Дядя Миша был счастлив и торжественно объявил: «Благословляю», и мы поцеловали икону. Дядька Миша допил самогонку и хотел идти спать.

– Дядя Миша.

– Что ещё?

– В полиции говорят – сегодня телевидение приедет, делать передачу про конец света, и деньги большие готовы платить. А нам бы денег на квартиру надо ещё. Не знаешь ли, дядя, есть ещё у твоих соседей по улице бык на убой.

И Мэри засмеялась:

– А-ха-ха! О-хо-хо! А-ха-ха! Я верю – ты гений, так мне рассказал, что я реально представила тебя и быка. А что было потом?

– Нашёл я новых быков, а днём меня снова забрали в полицию, после чего я ещё выпил с Пожарным для храбрости и уже с Наськой и с деньгами пошёл к её отцу, делать предложение. Пришли, положили скудные деньги на стол и взялись за руки. Тут же я был категорически проклят! И скандал был огромный! Вдобавок мы подрались, меня выгнали, а Наську заперли в доме. Через пролом в заборе я вернулся к дяде Мише, от обиды заплакал у него на плече и впервые сильно напился. Пьяный, опять пошёл просить руки любимой у директора школы, но разбил окно и вытащил Наську из дома. И тогда понял я истину на все времена.

– Какую истину?

– Ничто на свете не помешает любви, никакие препятствия. Поженились мы, когда мне было двадцать три, а Насте девятнадцать. Вот так я «весело» первый раз просил руки и сердца у отца своей Насти.

– Она погибла?

– Да… И Настя, и родители мои… Я после на Афон улетел, а вернулся другим человеком. Так и закончилась буйная юность моя.

– Ты сейчас куда пошёл?

– В кабинете один посижу, может, чего запишу.

– А?

– Ты не трогай меня (и ушёл в кабинет).

– Извини… А я книжку перед сном почитаю – Фицджеральда. (И она открыла «Последний магнат». )