Ярослав Колесников - Чудес не бывает. Книга I

в мир убийств, хладнокровия и насилия. Теряя близких, люди не выдерживали, выдавая некий систематический сбой, как компьютерная программа, которая замыкается, выявляя новый ряд проблем.

Амнезия, расщепление личности, неосознанное воспроизведение предшествующих ПТСР воспоминаний. Из живого человека индивид превращается в серую биомассу. Конечно, есть несломленные. Те, кто повидал вещи и похуже. Но реальность у всех своя, у каждого свои нормы состояния рассудка.

Я нервно оглядывался по сторонам, перебегая от одного искалеченного к другому. Не о такой жизни я мечтал, не такой конец хотел описать. Спустя некоторое время вся моя одежда, руки, лицо были заляпаны кровью, что словно въедалась в память, проникая из неё в психику. Благо на помощь подоспели местные миротворческие силы, благодаря которым мы хоть как-то смогли спастись. Погибло около 50 процентов моей части. Этот вечер изменил меня навсегда.

29.05.2019.

Неделю назад я вернулся домой. Из одного ужаса в другой. Получив надежду на лечение матери за деньги, что мне выплатили за службу по контракту, я надеялся, что тот ужас был не зря, и я смогу спасти хоть кого-то. Все грёзы рассеялись, когда выяснилось, что мать скончалась за три недели до моего прибытия на Родину.

Отец, ушедший в детстве и растворившийся за входной дверью, как облако. Брат, бесследно пропавший на войне, умершая от болезни мать и я, разбившийся, разлетевшийся на осколки. Словно порванный мешок стекловолокна. Старавшийся быть нужным, полезным. Забиваясь в углы сомнений, тревоги. Все надежды, грёзы, что когда-то жили во мне, моментально угасли. «Зачем… зачем всё это… было нужно?» – нервно бормотал я, смотря в серый потолок. Всё, что я делал, оказалось напрасно. Потери, утраты, утонувшие цели… Эти мысли всё больше и больше зажимали меня в клещи.

В телефонной книге, что давно пылилась на тумбе у зеркала, сохранились контакты матери. Я провёл грубыми пальцами по гладкой обложке и открыл книгу. В глаза сразу же бросился контакт близкой подруги моей матери. Я не спеша набрал номер телефона и начал звонок.

– Алло… – устало сказал я, ожидая ответа.

– Да-да? Слушаю, – ответил женский голос.

– Рита Сергеевна, это я, Макс Костров, – ответил я.

– Ой, Максимушка, как ты там? – нервно спросила женщина.

Я замолчал буквально на полминуты, глубоко вздохнул.

– Алло? – вновь спросила женщина.

– Да… Я в порядке… Вы могли бы сказать, где похоронена моя мать? – спросил я.

Женщина вздохнула, шмыгнула носом и ответила.

– Шуваловское кладбище, четвёртый сектор, пятый ряд, – ответила женщина.

– Благодарю, – кратко ответил я.

– Максим, главное – держи себя в руках, мы рядом… – ответила женщина.

Я завершил звонок. Мы… Рядом… Я устало и наигранно улыбнулся. Только вот… Кто эти «Мы».

Я взглянул на часы. 15:27. Одевшись, я выдвинулся прочь из своей нынешней сычевальни. Вызвал такси и тронулся от подъезда моего дома до Шуваловского кладбища.

38 минут в пути. Я на месте. Предо мной предстала кладбищенская арка. Я окинул её глазами, переведя взгляд на небо. Ноги неторопливо повели меня к пятому ряду четвёртого сектора. Я проходил мимо могил, выискивая нужную мне.

«Кострова Мария Алексеевна. 25.04.1960 – 08.05.2019» – гласило надгробие, я открыл створку оградки и прошёл к могиле, присев на лавочку возле неё. В голове невольно начали проигрываться воспоминания с детства.

– Мама… Почему же всё так… – пробормотал я, закрывая рот ладонью.

По щекам покатились слёзы. Я устало закинул голову к небу и повторил вопрос.

– Почему же всё так?

Я вернулся домой около пяти вечера. Попытка дозвониться брату, что не увенчалась успехом. Раз вернулся я, то и остальные должны были вернуться. Я двинулся к месту военной комендатуры, авось что-либо узнаю.

Меня встретило старое трёхэтажное здание, штукатурка которого начинала помаленьку осыпаться наземь. Я окинул здание взглядом и зашёл внутрь. В коридоре находилась небольшая стойка, что-то вроде регистратуры, за которой сидел очередной офицер в фуражке. Я подошёл к нему.

– Здравствуйте, недавно я вернулся со службы, офицер Костров, четвёртая дивизия. Я хотел бы узнать о тех, кто ещё задерживается с возвращением, – сказал я, глядя на него.

Он поднял на меня взор, покачал головой.

– Здравствуйте, боюсь, что мы не можем разглашать подобную информацию, даже учитывая то, что вы являетесь офицером, – ответил он, вновь уткнувшись в какие-то бумаги.