Анна Князева - Святый Ангеле Божий

– Они ещё дерзнули при этом воспевать «Остави убо сия, душе моя, и покайся Царствия ради Божия», – прошептал Алан просто в неистовстве понимания, – его в этот момент от злости чуть не отключило, но он устоял на своих двоих.

Он вышел к осенней московской дороге, освещённой золотым светом фонарей, что напоминали проводники для игры Солнца своими лучами с людьми и их будущим. Если бы оно не плакало уже кровью, он бы предпочёл верить в то, что просто оно решило проявить людям новые формы эволюции заживо при неких факторах космической здесь катастрофы, но именно такой поступок от своего же вида, пусть и с другой планеты принять тяжелее всего, чем они и пользовались. И что у людей оставалось в результате? Они давно держались только за эти воздушные замки, отрешившись вообще от всего что для них было жизненно важным. Ему оставалось только при его знаниях не следовать за ними туда, куда они торопятся.

Следует ли дальше держаться этого момента терпения и созерцания смертей? По дороге ехала машина за машиной, торопясь на заработки для проявления видимости городского благополучия. Которое ничем и закреплено не было, так как в городах давно была лишь торговля при централизации в столице производств. Были даже организации истреблений лишних региональных участков, где уже было нечего добывать и люди становились не нужны, так как там всё равно не могут жить. Это было лишь попыткой спихнуть общую проблему на один участок, что при их оснащении всё равно проявляло им только видимость решения их вопроса, так как они не могли не истреблять людей на других территориях.

Алан всё же решил с ними именно потолковать. Раз они держат массы, то попытку их убийства они точно узнают. Значит, известный ему язык смерти подходил. Он начал с того, что узнал их текущие роковые смерти и задал им сквозь пустоту прямой вопрос, адресованный именно им и их богам, как им воспетое. Он отошёл от дороги, чтобы не было рядом прохожих и сказал вопрос:

– «О безумный человече, доколе углебаеши, яко пчела, собирающи богатство твоё?»

Дальше нужно было подождать. Он пустил вопрос, на который ответ его уже теперь настигнет в любом случае. Даже если получатель проигнорирует вопрос, реальность всегда проявляет ответ обстоятельствами.

Детективы в этот вечер, как всегда, пытались бороться с последствиями в обыденной социальной игре, которую игрой и знали. Кто-то из них уже вел за Аланом слежку, так как он нарушил неписанные законы Божьи, но его ещё за то не наказали и стало уже угасать общее устрашие.

Люди, что собирали социальные данные через век планеты, вкачивая в зомби для исследований, давно смекнули, что Алан знает о происходящем даже больше, чем все они и лишь ждали, когда их убийцы вернутся к ним с Аланом. Однако они не могли прийти, а женщина, что была недавно с ними ещё не оправилась от ужаса. Она лежала дома в истерике осознания предательства людей Богами в принципе, как и от того, что поняла на кого она работает.

Алан эту реакцию более чем предполагал, так как она для земной женщины, что уверовала в показанный психически идеал, не разобравшись в том, как есть по факту, явно от парадокса боли не могла иначе реагировать. Безумие, что продолжалось никому не повиляло жить спокойно, но Алана, что шёл вдоль дороги мимо проезжающих автомобилей продолжала захлёстывать скука. Общество, что его окружало, уже утопли в иллюзии и следовать их путём было страшнее самоубийства. Они уже, если переставали по циклу заниматься, сексом умирали в одиночестве от ломки выхода смещений радиации, что было введено совершенно невинно. От того включительно они не могли в нищете покидать города даже для того, чтобы спокойно умереть в принятии от людей некоей естественной формы предательства в их устрашии перед кем-то и отдохнуть от них в последний раз.

Зомбированием государство проявляло устрашие общества. Устрашие – это как раз трефовая тактика запугать врага, если их больше. Расплата по ответственности вида за эту тактику огромная, так как огромное зверство к врагу, если это неграмотно, даст не меньшие раны и смерти потом по линиям, как минимум, мужчин. Устрашие при большей полезности применяется, чтобы остановить скорее врага и проявить у него непосредственно коллективное знание его ошибки при нападении. Если просто пытать его без соответствующих целей и знания, чтобы у него всё забрать, то он не сможет остановиться в насилии. Сначала с точки минимума насилия делается ему понимание, что он напал, так как он не может без чего-то жить, потому что он тратит человеческие жизни. Потом враги убиваются со знанием, что всякая смерть – это в общении обозначение у них увиденной причины их нападения, которая с победой над вами не решается, а усиливается ответственность за их убийство ваших людей по линиям схожести генетики, как минимум. Враг же будет убивать ваших людей, бессознательно указывая на собственное поражение в любом случае. Каждая смерть уже над ним победа, так как это его фактический ущерб по причине на вас нападения обличается. Разбираете смерти ваших людей и характер убийства и пишите ему просто от чего у него уже умирает население. Потом нужно, так как он напал, написать ему хотя бы гипотетические там решение вопроса и оказать с этим при перемирии дипломатическую помощь и всё. Однако государство явно не так применяло устрашие, а с целью забить так насмерть.