Деннис Лихэйн - Дай мне руку, тьма

– Бубба, – сказал я.

Он медленно повернул голову и окинул меня мутным взглядом.

– В этом деле Фил на нашей стороне. Это все, что тебе нужно знать на данный момент. Он хочет быть с нами, что бы ни случилось.

Никакой реакции на мои слова не последовало, Бубба лишь обернулся в сторону Фила и зафиксировал на нем свой затуманенный взгляд.

Фил выдержал этот взгляд сколько мог, но в конце концов потупился.

– Ладно, красавчик, – сказал Бубба. – Так и быть, позволим тебе посидеть в зале и посмотреть, раз ты хочешь как-то искупить свою вину за зло, причиненное жене, или как ты это дерьмо называешь. – Он встал и возвысился над Филом, пока тот не поднял на него взгляд. – Так вот, чтобы не было недопонимания, – Патрик простит. Энджи тоже. А я нет. Когда-нибудь я тебя отделаю.

Фил кивнул.

– Знаю, Бубба.

Указательным пальцем Бубба поднял подбородок Фила.

– И если хоть одно слово о том, что случится в этой комнате, просочится наружу, я буду знать: это не Патрик. Иными словами, я прибью тебя, Фил. Понял?

Фил сделал попытку кивнуть, но палец Буббы не позволил ему.

– Да, – процедил Фил сквозь зубы.

Бубба взглянул на темную стену по другую сторону лифта.

– Свет! – скомандовал он.

Кто-то повернул выключатель, и в нескольких уцелевших лампах дневного света в задней части дорожек замерцали слабые бело-зеленые огоньки. В нишах послышалось шипение, и несколько ярких желтых вспышек озарили помещение.

Бубба поднял руки и повернулся к нам величественно, как Моисей, вступающий в Красное море, мы же увидели крысу, убегающую прочь по одной из дорожек.

– Свят, свят, – пробормотал Фил, затаив дыхание.

– Ты что-то сказал? – поинтересовался Бубба.

– Нет. Ничего, – поспешил сказать Фил.

В конце пролета, прямо передо мной, в нише для кеглей стоял на коленях Кевин Херлихи. Руки его были связаны за спиной, ноги – в районе лодыжек, а петля, охватившая шею, подвешена на гвозде в стене над нишей. Лицо у него было распухшее, лоснящееся от кровавых подтеков. Нос, который Бубба перебил ему, был обвисшим и синим, а сломанная челюсть была подвязана проволокой.

Джек Рауз, выглядевший еще хуже, был связан аналогичным образом в соседней нише. Он был намного старше Кевина, поэтому его лицо совсем позеленело и блестело от пота.

Бубба посмотрел на наши искаженные лица и улыбнулся. Он наклонился к Филу и сказал:

– Хорошо присмотрись к ним. И обмозгуй, что в один прекрасный день я сделаю с тобой, петушок.

Когда Бубба, шатаясь, направился к связанным, я спросил:

– Ты что, уже допросил их?

Он покачал головой и отхлебнул водки.

– Да нет, черт побери. Я не знал, что у них спрашивать.

– Тогда почему они избиты до полусмерти, Бубба?

Он дошел до Кевина, нагнулся над ним и, обернувшись, посмотрел на меня со своей идиотской улыбкой.

– Потому что достали.

Он поморщился и хлопнул Кевина по челюсти, и тот вскрикнул сквозь скрепленные проволокой зубы.

– Боже, Патрик, – прошептал Фил. – Господи.

– Успокойся, Фил, – сказал я, хотя у самого кровь застыла в жилах.

Бубба подошел к Джеку и, став сбоку, нанес ему удар по голове такой силы, что звук волной прокатился по четвертому этажу, но Джек не вскрикнул, только на мгновенье закрыл глаза.

– Так. – Бубба повернулся, отчего полы его шинели описали окружность, и подошел к нам, грохоча своими набойками, как заправская лошадь. – Задавай свои вопросы, Патрик.

– Сколько они уже здесь? – спросил я.

Он пожал плечами.

– Несколько часов. – Он подобрал запылившийся боулинговый шар и вытер его рукавом.

– Может, хотя бы дадим им воды.

Он развернулся ко мне.

– Что? Черт возьми, ты смеешься надо мной? Патрик! – Он обвил меня рукой, указывая шаром на пленников. – Этот подонок грозился убить тебя и Грейс. Помнишь? Эти уроды могли прекратить все еще месяц назад, до того как Энджи получила пулю, а Кара Райдер была распята. Они – враги, – прошипел он, и вместе с его дыханием меня окутала волна алкоголя.

– Все верно, – сказал я, а Кевин невольно покачал головой. – Но...

– Никаких "но"! – прокричал Бубба. – Никаких "но"! Сегодня ты сказал, что готов убить их, если понадобится. Верно? Так?

– Да.

– Тогда в чем дело? А? Вот они, Патрик. Держи свое слово. Не пудри мне мозги, черт тебя побери! Не пудри.

Он забрал назад свою руку и прижал шар к груди, поглаживая.

Да, я говорил, что ради информации пристрелил бы их, и в тот момент у меня было такое желание. Но одно дело говорить и чувствовать что-то, находясь в приемном покое больницы, далеко от самого человека, от живой плоти, которой я угрожал расправой. И совсем другое – сейчас, когда передо мной находились два окровавленных человеческих существа, абсолютно беспомощных. В моем распоряжении. И были они не отвлеченными образами, они дышали и дрожали.