– Ты с «ублюдком Фредди», как ты своего ребёнка называешь, одна жить собираешься? А-ха-ха-ха!
– Да пошёл ты, ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Ты сядешь в тюрьму за то, что меня изнасиловал на первом свидании! Я тебя не хотела!
– Я тебе заплатил! Ты меня за мои же бабки решила обвинить в харассменте? Ты сказала, что не меня не хочешь, а просто не хочешь помять свою шляпку, державшуюся на лаке для волос да на шпильках! Зачем вообще носить такое гнездо на голове?
– Шляпка – это незаслуженно забытый женский аксессуар! Но тебе этого не понять!
– Это какая-то плакатная вывеска с изображением Эдит Пиаф или конспирология от ментов: «Якобы, я не проститутка, меня трахнули в шляпке против моей воли».
Дверь за странной женщиной, наводящей на меня ужас, захлопнулась. В комнате остался довольно милый мужик, вульгарно мне улыбающийся, как идиот. Я, как и все слоны планеты, боялся жестоких людей. Но в этот раз я решил, что мне нечего опасаться, и улыбнулся ему в ответ, не ожидая, естественно, столь неадекватной реакции. Его слёзы капали на мою постель. Я, всё ещё ощущая себя слоном, хотел убрать с подушки в сторону своё большое ухо.
Как всё-таки странно ощущать себя не тем, кем на самом деле являешься.
«Почему всё это происходит именно со мной? Где и как мне теперь искать своих родителей? Да и вообще, что за странные у меня конечности? Как на таких, в принципе, передвигаются?»
Я попытался встать, но тело не слушалось меня. Ко мне склонилось покрасневшее лицо улыбающегося обормота, чуть не вплотную прижавшего прижав свой сопливый нос к моему. Мужчина вытирал своё испещрённое морщинами лицо тряпкой, на которой был нарисован мой родственник – слонёнок.
– Сыночек! Ты улыбнулся! Спасибо тебе! Я так счастлив, что ты, наконец, признал нас, стал распознавать, кто есть кто! Я – твой папа! Тю-тю-тю! Я очень люблю тебя и горжусь тем, что ты с самого рождения ведёшь себя осторожно, не доверяя чужим людям! Правильно делаешь! Мало ли кто мы вообще с этой блондинкой такие! К сожалению, эта сумасбродка – твоя мамаша! Уверен, она тебя, как и я, сильно любит. Прошу тебя, улыбнись ей, ведь если ты и дальше будешь вести себя подобным образом, она вытрахает мне весь мозг! Затащит к психологу, и хрен знает, что там ещё у неё за планы! Ты же мой сын, моя гордость, надежда и опора! Защити меня от этой гризли! А я обещаю тебе – перед тем, как тебе исполнится 18, дать тебе попробовать пива! Ну, или в 16. Да вообще можно и раньше. Думаю, в этом ничего страшного нет. Короче, с меня пиво, когда захочешь!
«Ни хрена не понимаю, что он шлепает своими губами, но мне кажется, его самого это забавляет».
– Пьер-Алан? – послышался из соседней комнаты голос.
– Да, дорогая?
– Фредди уже уснул?
– Нет, он мне улыбается!
– Да ты что!
Громкие, торопливые шаги послышались из-за двери, и я тут же расплакался.
– Да он просто орёт! Ты что, пьяный? Тебе мерещится, что он умеет улыбаться!
– Ну, ты блин, сын, называется! Эх! Мы же договорились! – выкрикнул мужчина, повернувшись к моей люльке, и, махнув рукой, покинул детскую комнату. Сумасшедшая костлявая блондинка выбежала вслед за ним, размахивая руками. Словоблуда, одним словом.
– Фу, как же мерзко выглядят люди! Он ещё ничего, пухленький такой, рыжеволосый, с добрыми глазами и короткими руками. Но она же просто ужасна! Не внешность, а «ходячие фундаментальные противоречия». Ноги от ушей, сиськи огромные, чуть ли не врезающиеся в подбородок. Длинные волосы висят, как лианы, правда, глаза в порядке. Такие голубые, прозрачные. Подобные тому самому водоёму, в котором в моих мечтах купала меня моя милая мама. Большая, красивая, мягенькая мама. Научиться бы ещё их до конца понимать, что они там болтают! Чутко поздороваться по-слоновьи, изящно дотрагиваясь лишь кончиком хобота до рта. Не так, как она на меня нападает, с открытой пастью. Это отвратительно. По непонятной мне причине я снова расплакался и уснул. Наверное, это нормально в моём возрасте.
Ночка выдалась так себе. Предки новорожденного Фредди ворочались и никак не могли погрузиться в глубокий сон. Агнешке снилось, что она проклята, что ребенок убивает её изнутри, сжирая заживо внутренности, она чувствовала себя биомассой: между ней и сыном не было той связи, какая должна быть между матерью и ребенком. Зародыш послан кармой, он творит мрак. Совершённые ею поганые поступки стреляют рикошетом.
Пьер-Алан, напротив, был настолько поражён улыбкой сынишки, что тут же перенёс воодушевление в свой же сон, чтобы растянуть удовольствие от увиденного. Наверное, парадоксально, но благодаря его состоянию в приятный сон просочилась существующая действительность, в которой он, вовсе не желая того, перешёл некие границы. Он досадовал, что связался с одной из работниц кабаре. На вид она была, конечно, комильфо, но подорванная психика – диагноз шоболды, был налицо. Он боялся, как дьявол крестного знамения, что молодая супруга искалечит ему и его сыну жизнь. Аморальные женщины лишь в фильмах становятся хорошими матерями и хозяйками. Как это происходит на практике, никто не знает, так как в обществе не принято говорить: «Посмотрите, какая у меня классная спутница жизни! Она прекрасная мама, жена, любовница и хозяйка, несмотря на то, что в прошлом была проституткой!»
Читать дальше