Лана Земницкая - Пациент #666

– Понимаю, – покорно согласился он.

– Поэтому, – Хлоя подняла тёмный предмет и потянула замочек вниз, – я кое-что принесла.

Чехол сполз обратно на пол, и в руках у девушки осталась маленькая гавайская гитара. Эосфор растерянно моргнул, переводя взгляд с инструмента на доктора. Девушка, помедлив, покрутила пару колков, и протянула ему укулеле.

– Что?.. – пробормотал Лукас. – Я не…

– Я знаю, – тихо сказала Харрис. – Тебе очень тяжело. Ты совершил сегодня подвиг, сдержав своё обещание и оставшись в живых. Тебе нечему здесь радоваться, но прошу, Самаэль, – она вложила гитару ему в руки, – ты должен попробовать. Сделай ещё шаг мне навстречу, ладно? Я о многом прошу, это правда. Но если ты хочешь сохранить свою душу, тебе это нужно.

Эосфор сидел, чуть хмурясь и глядя на малышку-гитару в своих руках. Инструмент казался чуть потрёпанным, но оттого – лишь более живым. Где-то в глубине памяти что-то шевельнулось – солнечные дни, его комната, его маленькие руки, обнимающие всё на свете. Всё, что попадалось под руку. Весёлый загорелый мужчина, совсем не похожий на его отца, протягивающий Лукасу похожую маленькую гитару.

– Гавайцы выбирают инструмент, обнимая его, – подсказывает он, и мальчик прижимает подарок к груди. – Нравится?

Ему нравилось. Он даже забыл об уроках музыки, что давала ему пожилая няня, пианистка. Отец лишь посмеивался, а Лукас всё лето пробегал в саду со своим новым инструментом. Потом, когда парень подрос, ему подарили и гитару – но от укулеле он никогда не отказывался. Хлоя просто не могла об этом знать, как она…

– Самаэль? – услышал он голос девушки. Вздрогнул, поняв, что она прикасается к его плечу. Потом осознал, что обнимает её гитару – как в детстве. Часто заморгал, отстраняя инструмент от груди.

– Простите, доктор, – пробормотал он чуть срывающимся голосом. – Это… просто воспоминания.

– Ты умеешь? – полувопросительно сказала она. Эосфор кивнул. – Пожалуйста… можешь что-нибудь сыграть?

– Н-не… не уверен, доктор, – Лукас практически оторвал инструмент от сердца, протягивая его обратно Хлое. Та чуть качнула головой, мягко касаясь его рук, возвращая их вместе с гитарой назад, к его груди.

– Прошу, Самаэль. Тебе это нужно.

Она даже понятия не имела, насколько нужно.

Эосфор закрыл глаза, обхватывая гриф тонкими длинными и чуть дрожащими пальцами. Он столько не прикасался к музыкальным инструментам, но руки всё помнили. Лукас вырос, «обнимая музыку». Он никогда не забыл бы рояль или гитару, или что-то ещё – до сих пор, пытаясь уснуть долгими ночами, Эосфор опускал веки и вспоминал свои выступления в клубе. Свои занятия с той самой няней.

То, что сейчас вырвалось из его груди, не было похоже на то, что ему помнилось. Лукас бы замолчал, сгорая от стыда, но сейчас ему было всё равно. Пальцы прыгали по тонким струнам, старая знакомая мелодия пружинистым ярким мячиком неслась от стены к стене, освещая обычно серое помещение.

Хлоя молчала, за что Эосфор был ей очень благодарен. Он подумал бы, что не стоит так позориться, пытаясь петь, но не мог остановиться – а девушка слушала и не затыкала его, как санитары в первое время, когда он пытался что-то напевать в ванной или даже в собственной палате. Однажды его избили за то, что он мурлыкал под нос эту песню – с тех пор он больше ни разу не пытался петь в этих стенах.

Харрис чувствовала его дрожь. Она ждала, что ей придётся учить Лукаса тем самым десяти аккордам. Думала, что это их сблизит – Эосфору явно нужен был человек, с которым он мог бы даже просто поговорить. Девушка была готова перекидываться с ним несколькими общими фразами в день, стать ему таким подобием друга, которое только могла бы ему дать, чтобы окружающие ничего не заподозрили. Она была готова выслушивать его во время терапии. Но сейчас он переживал какую-то глубокую личную боль, он пропал в музыке, даже забыв, что рядом кто-то есть.

Хлоя привыкла сопереживать людям, которые испытывают боль. Обычно это помогало им, они словно разделяли её с кем-то и становилось легче нести свой груз. Сейчас, слушая, наверное, самое надрывное исполнение «Somewhere Over the Rainbow» [1] Песня гавайского музыканта Израэля Камакавивооле (гав. Israel Kamakawiwoʻole) , которое ей только доводилось слышать, девушка поняла, что ей придётся собраться с силами, чтобы разделить боль с этим человеком. Лукасу наверняка было, что ей рассказать – и она не будет настаивать на этом так, как настояла на том, чтобы он прикоснулся к струнам укулеле. Теперь уже нужно было попытаться излечить его душу, чтобы он сам потянулся к ней и захотел снять груз со своих плеч. А он не просто этого хотел – он мечтал об этом. Ему и правда хотелось проснуться выше облаков – впервые Харрис напугала эта строчка в песне. Эосфор говорил о вечном покое, а не просто о сказочном мире.