Алекс Норт - Тени теней

Ехать было где-то с полчаса. Бо́льшая часть Гриттена просто-таки сочилась бедностью, и вид за окнами автобуса был таким тусклым и однообразным, что даже я с трудом отличал пустые участки от занятых. Единственное, чего мне хотелось, это когда-нибудь сбежать отсюда – уехать и никогда не возвращаться, – но было трудно представить, что такое хоть когда-нибудь произойдет. Это место словно обладало каким-то магическим притяжением: если что тут упало, то далеко не укатится. Включая и людей.

Выйдя из автобуса, мы втроем пешком двинулись к школе, до которой было минуты три ходу.

Она оказалась гораздо больше и выглядела более устрашающе, чем мне запомнилось в тот первый раз. Спортзалы отстояли метров на сто от главной дороги – их здоровенные окна, отражающие нежно-голубое небо, словно запирали его внутри стекол. За ними виднелось главное здание: четыре этажа мрачных, унылых коридоров с толстенными и тяжеленными дверями классов – такими я воображал себе двери в тюрьме. Углы двух соседних зданий слегка отходили от вертикали, отчего с улицы школа напоминала некое чудище, которое пытается подняться с земли, неловко выставив сломанное плечо. Я перевел взгляд вправо. Территорию перестраивали, и откуда-то из-за ограды из синего синтетического полотнища доносился стрекот отбойного молотка. Прерывистый, дробный звук, словно пулеметная пальба вдали.

Мы постояли еще немного.

Помню, как ощутил смутное беспокойство. Было в новой школе что-то враждебное – в этой ее неподвижности, в том, как она словно изучающее смотрела на меня. Еще до этой экскурсии я понимал, почему Джеймс нервничает насчет перевода сюда. Школа была огромная – дом родной, если можно так выразиться, для более чем тысячи учеников, – а Джеймс всегда был естественной мишенью для задир. И при этом моим лучшим другом. Я всегда опекал его раньше, повторял я себе, и всегда буду. И все же нечто зловещее, почудившееся мне в этой школе в тот момент, заставило меня засомневаться в собственных силах.

Молчание затянулось.

Помню, как посмотрел на мать и заметил некоторую растерянность у нее на лице – словно она пыталась сделать какое-то полезное, благое дело, но почему-то все пошло наперекосяк.

А еще помню, что именно увидел на лице у Джеймса. Он таращился на школу в совершеннейшем ужасе. Несмотря на все добрые намерения моей матери, эта экспедиция абсолютно ничем ему не помогла.

Все это выглядело так, будто мы привели его посмотреть на место его собственной казни.

Самый быстрый маршрут из хосписа до поселка вывел бы меня на ту самую дорогу возле школы. Я поехал другим путем. Мне хотелось как можно дольше избегать любого контакта с жуткими вещами из моего прошлого.

Но это стало невозможным, когда я въехал в собственно Гриттен-Вуд. Поселок, в котором я вырос, словно и не затронули прошедшие годы. Паутина тихих, практически безлюдных улочек узнавалась с первого взгляда, а темная стена леса по-прежнему доминировала над окрестным пейзажем, нависая над полуразвалившимися двухэтажными домиками, каждый из которых стоял на собственном участочке не слишком-то ухоженной земли. Почему-то подумалось, что тонкий песок, вьющийся под колесами моей машины, – это та самая пыль, что была здесь, еще когда я был ребенком. Слегка переложенная с места на место ветром и автомобильными шинами, но так никуда и не девшаяся.

Дурное предчувствие, которое не оставляло меня весь день, только усиливалось. Дело было не только в том, как это место выглядело, но и как оно ощущалось . Воспоминания одно за другим выныривали на поверхность – рябь прошлого все сильнее мутила гладь настоящего, – и я тщетно пытался затолкать их обратно в глубину. Руль под руками был скользким от пота, и температура воздуха была здесь совершенно ни при чем.

Меня по-прежнему трясло от той сцены в хосписе. Салли прибежала буквально через минуту после того, как я нажал на кнопку, но к тому времени моя мать опять провалилась в сон. Салли проверила показатели на аппаратуре, и вид у нее стал немного встревоженный.

– Что случилось?

– Она проснулась. И заговорила.

– И что сказала?

Ответил я не сразу, поскольку даже не знал, что сказать. Потом просто сообщил Салли, что мать узнала меня, но словно находилась при этом в каком-то совершенно другом месте и времени, вновь переживая какие-то тягостные для нее события. Но я не стал уточнять, что это было за место и время – или что она сказала под конец и как меня это прибило.