Майкл Терри - Проклятие

– Вы не имеете права говорить о моей покойной маме таким тоном! – возмущенно произнесла я, набравшись храбрости и понимая, что у старика нет цели прикончить меня. – Она была очень хорошей, и ее утрата стала для меня настоящим горем, с которым мне до сих пор очень сложно мириться…

Не ответив, старик быстрым шагом спустился на первый этаж и направился через центральный зал куда-то в сторону. Я, семеня следом и стараясь не отставать ни на шаг, видела только его седой затылок, но чутье подсказывало мне, что дядюшка очень сильно волнуется и с трудом сдерживает эмоции.

И вдруг…

Мой взгляд совершенно случайно встретился с очередным портретом, на котором была изображена…

– Кто это? – вырвался изо рта громкий, почти отчаянный вопль, а потом у меня захватило дух, потому что с портрета на меня смотрела та самая молодая женщина, завернутая в лохмотья, которая выходила ко мне из темноты склепа в моих снах. Несмотря на то, что вместо обносков на ней было платье, а вместо пустых черных глазниц прекрасные ярко-синие глаза, я сразу же узнала ее. Пытаясь убедить себя в том, что мне это кажется, я, потрясенная до мозга костей, застыла на месте и крепко зажмурилась, а когда распахнула веки, то с ужасом поняла, что не ошибаюсь.

«Спокойствие, Патрисия, только спокойствие, – не в силах отвести глаза от портрета, подумала я. – Это всего лишь совпадение… На свете бывают похожие друг на друга посторонние люди… Банальное совпадение, которое случается один раз из миллиона… Или чья-то глупая шутка…»

Старик, который уже успел удалиться от меня на приличное расстояние, резко обернулся, а потом вздохнул, медленным шагом вернулся ко мне и, встав рядом и подняв к портрету свое грустное морщинистое лицо, печальным голосом произнес:

– Это моя мать – Гвенет Вудвард. Я никогда не видел ее, потому что она умерла в результате несчастного случая, когда мне было чуть больше двух лет.

– Господи, как… – зачарованным голосом пролепетала я сквозь сжатое изумлением горло и замолчала, а перед глазами возникла медная табличка, расположенная под гробом, на которой была выгравирована надпись – «Гвенет Вудвард. 1921 – 1946». Поверьте, когда видишь перед собой портрет незнакомой женщины, которая пугает тебя в кошмарах, можно сойти с ума от непонимания происходящего.

Старик очень странно посмотрел на меня, как будто усиленно думал о чем-то, а потом с подозрением спросил:

– А что? Что тебя удивляет в этом портрете? Почему ты так сильно побледнела?

– Я… – начала было я и снова запнулась, понимая, что пока лучше держать язык за зубами и не разъяснять незнакомому человеку то, что со стороны может показаться бредом шизофреника. – Гм… Ничего особенного… Я просто… – я продолжала неотрывно смотреть на портрет, пытаясь придумать, что бы такое соврать, а потом выпалила. – Какая она красивая… Словно царица…

Старик снова с подозрением посмотрел на меня, а потом буркнул:

– Это неудивительно. Все наши женщины были красивыми и достойными членами семьи.

После этих слов он резко развернулся и стремительным шагом направился куда-то, а я, постоянно оглядываясь на портрет Гвенет Вудвард, снова поспешила за ним. Оказавшись в кабинете, старик, достав из кармана револьвер и небрежно бросив его в верхний ящик стола, подошел к бару, достал из него начатую бутылку бурбона и пару широких стаканов, после чего плюхнулся на старинный, но роскошный диван, обитый шелком, а потом жестом пригласил меня сесть рядом. Я, все еще находясь под впечатлением от портрета матери дядюшки Алестера, примостилась на самый краешек дивана и с изумлением огляделась по сторонам. Красивый кабинет в старинном стиле, уставленный высокими книжными шкафами со стеклянными дверьми. А та стена, возле которой находился диван, особенно поразила меня, так как была увешана множеством экземпляров самого разнообразного оружия: мушкеты, луки, копья, ножи и все в этом духе.

Наполнив дрожащей рукой оба стакана и отставив бутылку в сторону, мистер Вудвард неспешно взял один и протянул мне другой, но я лишь отрицательно покачала головой:

– Спасибо, сэр, я не пью крепкие спиртные напитки.

– Зря, – покачал он головой, но не стал настаивать. – Порой выпивка очень неплохо выручает. Первый раз в жизни я попробовал бурбон в этом же самом кабинете, на этом же самом диване, только вместо тебя напротив сидел мой отец. Он-то и предложил выпить. Становится смешно, когда я вспоминаю, какой гадостью мне показался в те годы один из самых выдержанных бурбонов в мире… Видимо, человек, все же, не рождается с природной тягой к спиртному… Подумать только, мне было пятнадцать лет, а я до сих пор помню тот грустный день в мельчайших подробностях, словно он закончился только вчера…