Данила Решетников - Я – прИступник

– Не надо, – отдает мужик с тремя, вертикально идущими по плечу, звездами обратно мне рукавицы, затем велит расстегивать кофту, спускать штаны до колена…

– Трусы тоже снимай, – велит он. – Блять, только не меньжуйся, как девочка.

Я смотрю на него в полном недоумении. Мне явно не по себе. Но трусы снимаю. Смотрю на него и жду. Будешь щупать меня за яйца?

– Десять раз присядь.

Я не ослышался?!

– Присядь, говорю, десять раз! – повторяет он. – Ты не русский что ли?!

Процедура из обязательной резко превращается в издевательски-аморальную. Сначала мне кажется, что он просто хочет поржать надо мною, но лицо его с каждым мигом становилось серьезней, а попа моя все ближе к холодному полу. В итоге я все же присел пять раз, после чего мужик откровенно сжалился и сказал:

– Ладно, хорош. Одевайся давай и за мной.

Я неукоснительно следую всем его указаниям, охотно надевая портки обратно и покидая столь неприятное место уже с пустыми карманами. Мы выходим на коридор. По обеим сторонам железные двери с большими глазками, ничем друг от друга не отличавшихся, пробирающих своим холодом, погружающих в глубины подавленности, тошноты и непонимания. Мужик встает возле самой ближней, вставляет в замок ключи и с диким треском, сопровождаемым невыносимо громким скрежетом, начинает их проворачивать. Дверь открывается, но не полностью. Сверху ее удерживает механизм незамысловатый. Так, что отпиралась она градусов на 45.

– Заходи, – ворчливым голосом рявкает мужик на меня, не вынимая ключи из скважины.

Я бреду потихоньку, захожу неуверенно внутрь. Дверь захлопывается сразу. Я смотрю на нее, обернувшись, но смотреть уже слишком поздно. Поворачиваюсь обратно. Перед глазами картина маслом: длинная мерзкая комната, справа сразу грязный вонючий сортир, ничем не прикрытый, в который сходить по большому можно только сидя на корточках, в правом верхнем углу мелкое решетчатое окошечко, посередине две кровати двухъярусных, на одной из них сидит худой мужичок в одной майке, зататуированный светло-синей краской от плеча до запястья. Я решаюсь на пару шагов, а потом и диалог завести короткий.

– Здарова, – говорю я, протягивая ладонь для рукопожатия.

Тот отводит свою обратно.

– Ты кто такой? – спрашивает с прищуренным глазом. – За че заехал?

– 228-я.

– Часть какая?

– Четвертая.

Он морщит от удивления лоб, и я немедленно замечаю, что глаз его не прищурен. У него его попросту нет.

– Барыга что ли? – напрягается мужичок. – Торговал?

– Нет. Только хранил.

– Пиздишь?

– Нисколько. Зачем мне это?

Он усмехается, положив руки на крохотный столик железный, стоящий между кроватями. На пальцах у него, при сжатом в кулак запястье, видны набитые буквы (по одной на пальце) – «Л Х В С».

– Затем, что барыг на тюряге морщат. Они бабки платят, сигареты завозят. Сечешь?

– Секу. Но я только хранил. Продавать я не продавал.

Мужичок улыбается еще более зазаботно.

– Ну это уже смотрюган с тобой разберется, – говорит он. – Здесь ты не задержишься.

Я киваю ему одобрительно, а у самого уже ноги подкашиваются. Морщат, значит. Придется тебе нелегко, Дмитрий Алексеевич. Мало того, что на срок заехал, так еще в сословие низшее. Крепись.

– Ты первоход, что ли? – звучит очередной вопрос из потресканных губ.

– Наверное, – отвечаю я. – Первоход – это…

– Ну, в первый раз ты заехал? Раньше же не сидел?

– Нет.

– Значит, первоход, – подвел итог мужичок, обрастая довольным видом. – А вот я второход. Две ходки у меня до этого было. По одной три топнул, по второй пятак строгача. За покушение на убийство. Не добил одну суку. Потом весь срок жалел, блять.

– Девушку что ли? – любопытствую я, усаживаясь напротив.

Мужичок вспылил.

– Да какую, блять, девушку! Суку я не дорезал! Сдал подельник меня, вот я его на пику и посадил.

– Пику?

– Пика – это нож, заточка, понимаешь?!

– Понимаю.

– Ну и не съебывай мне башку! Сроку у тебя будет, че у дурака фантиков. Успеешь изучить цинки.

Я снова киваю. Дальнейший наш диалог превратился в травлю ядреных баек. Мужичок рассказывал с желанием несомненным про свою первую делюгу (совокупность предпринятых действий, за которые в итоге его посадили), как они с подельником нагибали одну лесопилку под Барнаулом, затем перешли на более лакомые кусочки, где по итогу и были взяты с поличным. Потом что-то про общий режим и какую-то лохмачевку. Но я это смутно помню. Да и вам, пока что, знать все это вовсе не обязательно. И мне бы не знать. Но я уже, к превеликому сожалению, знаю.