Михаил Погосов - Приговоренный

Казалось, Альберт до последнего момента ждал, что Симонов обернется, поднимет руку в прощальном жесте или слегка улыбнется, чуть поджав губы, как делал это когда-то…

Но он не обернулся.

Максим не любил маленькие города. Почему? Ответа у него не было. Просто не любил. Может, потому, что вынужден был посещать их, катаясь в командировки? Скорее всего. Ведь все его поездки были связаны с чем-то ужасным и смертельным… в прямом смысле этого слова.

Он стоял у большого окна на третьем этаже здания прокуратуры и смотрел на тротуар и площадку у памятника. Небольшие ручейки воды огибали постамент с двух сторон и сливались в большой ручей ближе к концу тротуара. А там, дальше, он объединялся уже с широким потоком на проезжей части и угрожал превратиться в небольшую, но полноводную реку ближе к скверу в центре города.

Лебедев вдруг почему-то задумался о названии улицы, на которой стояло здание прокуратуры. По старой традиции именем большевика из тридцатых в советское время называли минимум по одной центральной улице во всех городах страны. Годы прошли, сменились эпохи, идеологии. Большевики в массовом сознании и в государственном понимании сами стали «врагами народа». А улицы Кирова почти повсеместно остались. Особенно здесь, на Кавказе и в прилегающих к нему регионах. Почему? Потому что именно он приезжал сюда от имени центра устанавливать Советскую власть в далеком восемнадцатом году?

«В одна тысяча девятьсот восемнадцатом…» – уточнил для себя следователь. Ровно сто лет назад. Казалось, он пытался поймать во всем какой-то символизм.

Чаще всего люди даже не помнят, кем был этот улыбающийся человек в невыразительном френче из хроники. Но улицы и площади с его звучной фамилией продолжают украшать уже новую Россию. Или не украшать…

Но подполковника сейчас заинтересовал не сам общефилософский факт, а то, из какого оружия были произведены роковые выстрелы в Питере в далеком 1934-м…

«Странно! И Кирова этого грохнули из пропавшего ствола, и этих всех… Опять символизм какой-то! Зачем он мне?!»

Максиму очень не хотелось оборачиваться. Майор был сложным объектом, сильным, уверенным, несгибаемым. И опытным – это главное! Ни одной зацепки.

«Или он слишком умен… или я ошибаюсь!» – Максим понимал, что надо заканчивать. И так разговор затянулся. А прогноз погоды сбывался прямо на глазах, хотя дождь в последние пятнадцать минут подутих. Но это было лишь затишье перед бурей…

– Значит, сказать вам больше нечего, Михаил Александрович? – Максим, еле сдерживая раздражение, выжимал пакетик с чаем, обмотав его вокруг видавшей виды ложки. Гребаный городишко! Даже чая заварить секретарь не может!

– Задавайте вопросы, я отвечу. Сам тексты придумывать не обучен, – Симонов сухо отрезал, не меняя интонации и не глядя в глаза следаку.

Максим несколько секунд добивал непослушный пакетик. Со стороны казалось, что он хочет выдавить из него больше влаги, чем это предусмотрено законами физики. Напряжение демонстрировало сложное состояние подполковника. В какой-то момент это заметили и Симонов, и молодой сотрудник, занимавшийся протоколом.

– Лейтенант, прикажи Свете, пусть принесет подполковнику юстиции Лебедеву нормальный чай, – не меняя интонации, выдал приказ Симонов.

Мукасев слегка неуверенно потянулся рукой к телефону, краем глаза наблюдая за Максимом.

– Отставить! – Следователь точным движением выкинул пакетик в не первой свежести пластмассовое мусорное ведро. – Занимайтесь своим делом, лейтенант. Подписывайте протокол и выключайте камеру.

Мукасев резко отдернул руку от телефонной трубки и быстро заполнил последние строки в протоколе. Пока кончик его ручки скрипел, выводя буквы и закорючки, Симонов безучастно смотрел в окно, игнорируя сверлящий его взгляд москвича. В полной тишине отчетливо различались лишь мощные удары крупных капель дождя, бомбардировавших металлическую кровлю.

– Подпишите здесь… и здесь… и расшифровку… Ну, вы знаете, Михал Александрыч! – Мукасев аккуратно указал на пустые места в нижних правых углах распечатанных листов допроса.

Михаил, не проронив ни слова, подписывал протокол. Аккуратно отодвинув от себя кипу листов и положив ручку, Симонов посмотрел в глаза попивающему чай, но явно раздраженному подполковнику:

– Могу идти?

– Да… пожалуйста. И не забывайте про подписку! – Максим отвел взгляд. Но заканчивать на этом он не собирался…

Лебедев отодвинул в сторону свой суррогатный чай и направился к выходу из кабинета. Встал у двери в выжидательной позе, краем глаза наблюдая за майором.