Беатрикс Маннель - Дом темных загадок

Конечно, он был шокирован, когда узнал о моем существовании: мама никогда ничего обо мне не говорила. Только когда он получил первые кровавые фотографии и ролик, понял: происходит что-то ужасное. Ему казалось, что я как две капли воды похожа на мать, и он сразу узнал лестницу охотничьего замка. Впервые в жизни он не стал мешкать и сразу же отправился в полицию. Они решили ему помочь, только когда пришел видеоролик. До этого полицейские считала фотографии чьей-то безвкусной шуткой, от которой никто не пострадал.

Карл старался понравиться мне, а я нет. Он дал мне слишком мало ответов на вопросы. Я не поверила, что он знал слишком мало о том, что происходило тогда. Ему показалось странным то, что он услышал сейчас. И почему он никогда не разыскивал маму? Она же тогда была еще ребенком!

Собственно, именно ему нужно было наколоть татуировку из трех точек. Он никогда ничего не видел, не слышал и не говорил: так было ему удобно.

Он так и не связался с доктором Грюнбайном и не предложил официально признать отцовство.

Я и сама еще подумаю, хочется ли мне этого. Филипп считает, что я должна дать ему шанс. Как бы там ни было, Карл же не сидит в тюрьме.

Доктор Грюнбайн нарушил молчание, хотя должен был сделать это лишь на мой двадцать первый день рождения. Он передал мне письмо от Марты.

Марта Айзеле – единственная, кто знал, что Беккер не родился мертвым, а все еще жив. Похороны же у алтарного знака были липовыми. Но она так никогда и не сказала об этом маме, потому что была ревнива. Подозреваю, что Марта тогда была по-своему влюблена в маму.

Марта была в отчаянии, когда узнала, что Беккер отвез Агнессе ее письмо и альбом и все это привело к таким ужасным событиям. Когда я прочла ее послание, то позвонила ей. С удовольствием навестила бы ее в Калифорнии, но Марта оказалась тяжело больна. Она извинилась по телефону за то, что уже очень плохо говорит по-немецки. Но все же она ответила на несколько моих вопросов и сообщила, что молитвенные четки и книга для духовного чтения принадлежали моей прабабушке – это единственное, что было у мамы в приюте. Она их прятала от Гертруды в часовне. Когда я уже хотела класть трубку, она тяжело вздохнула и произнесла:

– Эмма, дорогуша, мой врач уверяет, что я умираю от всех тех сигарет, что выкурила за всю жизнь, но я скажу тебе, что об этом думаю. В приюте, где мы были с твоей мамой, они очень старались нас сломить. Именно в этом причина, почему мы обе уже давно мертвы.

Она бы очень хотела приехать на похороны мамы, но дорога слишком тяжела для нее.

Но я обрадовалась, когда приехали София, Том и Филипп.

Мы все изменились. София радикально обрезала волосы и очень сильно похудела, даже щеки, казалось, ввалились. Я бы охотно заботилась о ней, но она наотрез отказывалась, не хотела, чтобы я навещала ее дома.

На губе у Тома остался шрам, который придавал ему более мужественный вид. Он постоянно касался его пальцами во время разговора.

Лишь Филипп стал только красивее. Он отрастил длинные волосы, и они стали виться локонами, что в сочетании с лилово-зелеными глазами выглядело сногсшибательно.

И каждый раз, когда наши взгляды пересекались, я чувствовала, что мы составляем единое целое. У него были проблемы с левым плечом: рана была инфицирована, и пришлось делать еще две операции.

Когда мы вернулись домой после маминых похорон, я нарушила нашу негласную договоренность никогда больше не говорить о Беккере и о происшествии в замке.

– Как думаете, что с ним случилось? – спросила я и невольно вспомнила, как в последний раз взглянула на пылающий замок.

Тело Беккера так и не нашли. Обнаружили лишь причину пожара: во многих комнатах северного крыла и под стропильными фермами он расставил канистры с бензином и как запалы использовал заряды фейерверка. В этом крылась причина, почему замок за такое короткое время сгорел, как спичка.

Единственный предмет, который уцелел в этом аду, – молитвенные четки. Они лежали в пепле без единой царапины. Я позаботилась о том, чтобы их положили в гроб к маме.

– Конечно, Беккер сгорел, – ответили Том и Филипп хором на мой вопрос, а София кивнула.

– Он не из тех, кто позволит посадить себя за решетку.

Меня это немного успокаивало, потому что меня тоже посещала такая мысль. Я им не стала рассказывать, что часто в спокойные моменты мне чудится приветливый голос Беккера. Тогда я бросаюсь к зеркалу и начинаю искать общие с ним черты. Наверное, наши голубые глаза похожи, и я так же немного иронично кривила левый уголок рта. Но все же я была другой.