Теперь дорога полого бежит в гору среди высохшей травы, мимо черных сгоревших деревьев, сухие ветки которых рвутся в небо, как крики о помощи, мимо утесов, где в расщелинах пробиваются зеленые стебли.
Вот теперь я спрошу его. Прямо сейчас. Но он опережает меня.
– Хотел поговорить с тобой наедине. С этим лагерем что-то не так.
– Что ты имеешь в виду? – спрашиваю я, стараясь выказать как можно больше удивления в голосе.
Он останавливается и смотрит мне в глаза.
– Если не учитывать кровавый душ и эти странные тесты, ты считаешь нормальным, что здесь куратором работает бывший зэк?
– Как ты об этом узнал? – Чувствую, как краснеет лицо. Откуда ему это известно?
– Ты видела татуировку Себастиана?
Я очень удивлена. Как это может быть связано со статьей? К сожалению, у меня сразу всплывает в памяти обнаженный Себастиан, вспоминаю волнистое тату у него под прессом. Но Филипп может это неверно истолковать, поэтому я просто мотаю головой.
– Эти три точки между большим и указательным пальцем. Такие делают только заключенные. – Филипп раскраснелся, но продолжает говорить: – Они символизируют трех обезьян. Ничего не видеть, ничего не слышать, ничего не говорить. Это дает понять другим заключенным, что на него можно положиться.
– Это ты по телевизору видел, что ли?
– Нет. – Он поджимает губы, словно не хочет сболтнуть лишнего. – Просто поверь.
– Как думаешь, что здесь происходит? – спрашиваю я и раздумываю, не рассказать ли ему о газетной статье.
– Если бы я только знал! Мне постоянно чудится, что мы просто сидим на большом вулкане, в котором уже все клокочет. С другой стороны, это может быть еще один финт, чтобы довести нас до белого каления и по-настоящему протестировать.
Теперь дорога сбегает по лощине, усеянной кустиками черники, на которых блестят спелые ягоды. Когда мы нагибаемся, чтобы сорвать их, то замечаем, что они либо совершенно высохли, либо их объели насекомые.
Мы молча шагаем дальше, пока в конце лощины не замечаем громадный ствол дерева с похожей на алтарь постройкой, у которого стоит статуя Девы Марии.
– Это и есть часовня? – спрашиваю я.
Филипп мотает головой, на его все еще мрачном лице мелькает тень улыбки.
– Том прав, уроки религии – не такая уж бесполезная штука. Это всего лишь небольшой алтарь. Такие раньше ставили в память жертв несчастных случаев в горах или во время природных катастроф. Может быть, на этом месте давным-давно в кого-нибудь ударила молния.
– Тогда нам лучше поторопиться, чтобы мы оказались в часовне до того, как разразится гроза. – Я указываю на черно-желтые тучи.
Он мне улыбается, и я решаю, что наступил самый подходящий момент.
– Почему ты здесь оказался, Филипп? Что это за история с твоим отцом? Может, он… умер?
Растерявшись, Филипп останавливается. Он качает головой и продолжает путь к статуе Марии.
– Нет, – фыркает он. – Хотя ни одну собаку не волнует, жив ли мой отец или нет.
Теперь я вообще огорошена. Я ничего не понимаю из его намеков, но действую намного осторожнее, чем прошлой ночью. Если он снова разозлится и убежит, я останусь вообще без ответа.
– Просто для информации, – продолжает Филипп. – Я совсем не такой, как отец.
Я поднимаю руки в примирительном жесте.
– Филипп, скажи мне, пожалуйста, почему ты здесь. Это для меня важно, понятно?
Он долго смотрит на меня. Его лилово-зеленые глаза, взгляд которых может быть таким нежным, теперь блестят от злости.
– Ты это серьезно спрашиваешь? Ты действительно ничего не знаешь?
Я готова стонать от разочарования.
– О чем я ничего не знаю?
Филипп набирает побольше воздуха.
– Для меня это приглашение получила мать. Сюда, в лагерь, пригласили детей осужденных, дали шанс провести время с подростками из обычных семей. – Его лицо помрачнело, как тучи, которые сгустились над нами. Из них доносятся угрожающие раскаты грома. Филипп горько усмехается: – Да, я из семьи заключенного. Мой отец сейчас отдыхает на тюремной койке. Во время разбойного нападения он получил тяжелое ранение.
В моей голове тут же раскручивается спираль из вереницы мыслей, которая начинается со смерти моей матери и заканчивается убийством. Неужели здесь лагерь для преступников? Кто знает, что скрывается за ангельской внешностью Софии?
– Я понимаю, о чем ты сейчас думаешь! – Филипп выбивает носком камешек с дороги и больше на меня не смотрит. – Ты боишься, что я тоже уголовник, так ведь? Наследственность, плохая кровь и прочее дерьмо.
Читать дальше