Альбина Нурисламова - Другой взгляд

Соня молча следила за его манипуляциями, терпеливо дожидаясь подходящего момента, когда можно будет встать и уйти. Максим, перехватив её взгляд, машинально приосанился: знал, что хорош собой, и привык гордиться своей внешностью, производить впечатление, восхищать.

Неожиданно на Соню широкой волной накатило отвращение к Максиму. Она сама испугалась силы и отчётливости этого ощущения. Аккуратная фигура Макса в щеголеватом спортивном костюме, который он любил носить дома, его глянцевое лицо, отполированные ногти, отбеленные зубы, золотая печатка на мизинце, запах дорогого одеколона – весь его облик был глупым, неуместным, пустым. Даже безусловная красота Максима вдруг показалась плоской, банальной: взору словно бы не за что зацепиться, и он постоянно соскальзывает с гладкой лакированной поверхности.

«И профессия у него какая-то… женская, – подумала Соня. – Как может мужчина всю жизнь проработать бухгалтером? Пусть и главным».

В прихожей нежно запиликал телефон. Максим вздрогнул, смешно вытянул шею, прислушиваясь, слегка нахмурился, покосился на неё и выскочил из комнаты. Оставшись в одиночестве, Соня огляделась, словно попала сюда впервые.

Комната была такая же модная, дорого и броско обставленная, как и всё жилище Макса. На стенах – непонятные картины, изображающие сложные сочетания разноцветных геометрических фигур. Мебель, люстры, светильники, шторы, ковры – всё кругом непростое, претенциозное, кричащее, купленное не для удобства, а для демонстрации. Соня вспомнила их с матерью просторную, но совершенно запущенную квартиру, давно требующую ремонта, и вздохнула.

Приглушённое бормотание смолкло, и Максим вернулся в комнату. Соня заметила, что щёки его слегка раскраснелись, то ли от выпитого коньяка, то ли от разговора.

– С работы звонили, – буркнул он. Потеребил ворот рубашки и запоздало предложил, торопливо меняя тему: – Может, чаю выпьешь?

«В десятом часу – с работы?» – подумала Соня и подскочила на месте. Десятый час! Что же она сидит?!

– Нет-нет, спасибо, Макс, мне надо бежать. – Соня несмело улыбнулась, поднялась с кресла и направилась к двери. – Уже поздно, а мама целый день дома одна…

– Мама, мама… Если бы ты знала, как мне осточертела твоя мамаша, – зло бросил Максим. Злость в его голосе была такой отчётливой и явной, такой чистой и неразбавленной, что Соня замерла на месте и удивлённо посмотрела на Макса.

– А что?! Второй год только и слышу «мама то, мама сё». Сколько можно!

– Что же я могу поделать, раз так сложилось? – тихо спросила Соня.

– Ой, только не надо вот этого! Нечего смотреть на меня святыми глазами. Можно подумать, тебе нравится дерьмо за ней убирать и задницу мыть! Да к вам заходить противно! Запах этот… Как ты там за стол садишься?

– Зачем же ты, Максим… Я ведь постоянно убираю, проветриваю, мою. Ничем там особенным не пахнет. Тебе только кажется.

– Ладно, не в этом дело, кажется – не кажется, – нетерпеливо отмахнулся он, – мы с тобой пожениться хотим! А тут… Сколько ждать-то можно?

Максим сделал Соне предложение через полгода после знакомства. У него всё рассчитано с бухгалтерской обстоятельной точностью: они женятся, за дорого сдают его квартиру, а в Сониной делают полную перепланировку и переселяются туда.

Просто обомлел он, когда впервые оказался у Сони дома. Ведь всегда мечтал о такой квартире с огромными комнатами, длинными прохладными коридорами, высоченными гулкими потолками и роскошными тяжёлыми двустворчатыми дверями. Ах, как бы он здесь развернулся, какую красоту навёл, какой ремонт отгрохал!

Он продумал каждую мелочь, мысленно видел малейшую деталь, и ему не терпелось начать воплощать в жизнь грандиозные замыслы. Но вот уж сколько прошло, а Сонина мать всё жила и жила. У неё, недавно сказал врач, здоровое сердце. И биение этого сердца, каждый его удар нарушали выверенные планы.

И потом всё-таки не на квартире же он решил жениться. В Соне его подкупали душевная мягкость и смиренность, которых нынче днём с огнём не сыщешь. И ещё, может быть, это и главное, – надёжность. Вон как за полуживой матерью ухаживает. Не бросает. Конечно, это уже бесит, но это и свидетельствует, что жены преданней не найти. А для амурных дел – мало ли цыпочек вокруг вьётся…

– Можно и раньше пожениться, – робко заметила Соня.

– Какой смысл сейчас бежать в загс? Ты не сможешь переехать сюда, а я не собираюсь жить у тебя, пока там…

– Макс, скажи, что ты предлагаешь? – глухо проговорила Соня и почувствовала, что очень, очень устала. Как-то вся обмякла. Состарилась. Даже моргать и дышать стало трудно. И жить – тоже.