Елена Дворянская - Дом с решетками

Где-то вдалеке послышались шаги. Быстрее молнии я метнулся к кабинету доктора, готовый в любую секунду сделать вид, что я только что вышел от него.

Полночи я ворочался и не мог уснуть, вспоминая это жуткий глаз, который меня так напугал. Потом мне приснился сон, в котором огромный глаз следовал за мной по пятам, я пытался бежать, но ноги были словно ватные. Беги Эрик, беги! – опять кричала женщина.

Сегодня я случайно услышал, что надзиратели между собой называет меня Моцарт. Лишнее доказательство того, что в комнате отдыха все записывается и просматривается.

Меня опять повели в комнату. Рояль на месте, но что-то изменилось.

Не было Эйнштейна, не было Качка. Но на диване сидела девушка. Я подумал, что сплю. Но это действительно девушка! Живая!

Брюнетка. Ее можно было бы назвать красивой, если бы она так сильно не хмурилась. Увидев, что я ее разглядываю, она демонстративно сплюнула на пол.

– Добрый день! – я поздоровался я.

Незнакомка снова плюнула на пол. Нет, это не женщина, это верблюдица. Я узнал ее. Это ее я видел в дверной глазок.

Надзиратель, с трудом сдерживая рвущийся наружу смех, вышел, и оставил меня в этой компании.

Глупая ситуация, так мечтал увидеть хотя бы одну женщину, и теперь совсем этому не рад. Оставив «верблюдицу» в покое, я сел за рояль. Ну, здравствуй, мой самый лучший друг!

Пальцы затрепетали, забегали по клавишам, и я опять провалился в нирвану.

Я играл долго и не видел, и не слышал ничего вокруг. Казалось, что музыка была даже внутри меня.

Я не видел, как незнакомка застыла в изумлении. Я не слышал даже, как открылась дверь, и вошел надзиратель. В этот момент я жил только музыкой.

Звуки рояля стали затихать. Я опустил голову, плечи мои тряслись. Силы полностью покинули меня.

Надзиратель восторженно захлопал в ладоши, а девушка отвернулась и сделала вид, что меня просто здесь не существует. Этакая дикарка.

В своей камере я вспоминал и анализировал сегодняшний день. Думал про незнакомую девушку, про ее не дружелюбность и надменность. Про ее вьющиеся волосы, про ее голубые глаза и белую кожу… Про то, как я бы хотел провести рукой по ее волосам. О Боже, у меня эрекция!

Я у доктора. Бьюсь об заклад, он знает все, что со мной происходит. Такое чувство, как будто он живет в моей голове. Чертов доктор!

– Эрик, а что Вы думаете о женщинах? – вдруг спросил он.

Этот вопрос не был неожиданностью для меня, но я почувствовал, как мои щеки порозовели. Уверен, что он это заметил.

– Не знаю, не задумывался – я постарался придать уверенности своему голосу.

– А как Вы относитесь к Вашей новой знакомой?

– Мы даже не общались – щеки опять порозовели. Дьявол! Словно влюбленный подросток.

– Я уверен, что у Вас еще представится такая возможность пообщаться с Лолой – Док был сама любезность.

С Лолой? – переспросил я

– Да! Ее полное имя Лолита

Как у Набокова, хотел воскликнуть я, но вовремя сдержался.

– Вы можете идти, Эрик!

А я шел и думал… а кто такой Набоков?

Только через неделю, мне снова позволили увидеть моих «друзей».

Все было почти также, как и обычно. Эйнштейн зарылся в книгах, а Качек шлифовал свое тело. На диване восседала дикарка Лола и дулась на весь мир.

Да, уж! Пообщаешься тут.

Я сел к роялю. Играя, я получал громадное удовольствие. Забывались все мои беды, жизнь сияла новыми красками. Я полностью ушел в себя и не заметил, что «друзья мои», забросили все свои дела, и просто слушали музыку. Неужели в прошлом я был музыкантом?

Когда я обессиленный, но счастливый опустил крышку рояля, ко мне вдруг подсела Дикарка.

– Привет, меня Лола зовут – сказала она. Я обратил внимание, как Тунгус скользнул по мне недобрым взглядом.

– Эрик! – представился я. Мы обменялись рукопожатием.

У нее были длинные ресницы и гладкая, словно фарфоровая кожа.

– Хорошо играешь! – похвалила она.

– А чем ты увлекаешься, Лола? – спросил я.

Ее брови нахмурились, а глаза потемнели. Как будто ее подменили другим человеком.

– Я не знаю! Я ничего не знаю! – вдруг завизжала девушка.

Это было настолько неожиданно, что я испугался. Тут же дверь в комнату распахнулась, и вбежало несколько надзирателей. Они заломили мне руки за спину, и вытолкнули в коридор. Кто-то из них влепил мне по лицу и разбил губу.

Я знал, что теперь долго не увижу эту троицу. Это было страшно несправедливо, ведь я не сделал ей ничего плохого.