Ханс Русенфельдт - Волчье лето

Его звали Симон. Симон Нур.

Как оказалось, из Мюнхена.

– Я немного говорю по-немецки, – сказала она с сильным русским акцентом, в котором не было необходимости. По-немецки она говорила бегло и без акцента. И на еще пяти языках, а объясниться могла еще на шести или семи. С наигранной радостью от возможности потренироваться она продолжила говорить по-немецки, сделала пару простых ошибок, над которыми он посмеялся и исправил ее. Она спросила, можно ли его чем-то угостить, но он угостил ее сам.

– Бокал белого вина, пожалуйста.

Он взял пиво. Они чокнулись над его захлопнутым ноутбуком. Она оживленно улыбалась и непринужденно продолжала диалог. Очевидно, он считал себя совсем не парой ей по внешности, и искренняя радость от ее присутствия выдавала, что он не верит своей удаче. Все-таки или скорее как раз поэтому он колебался, когда пару часов спустя она предложила ему где-нибудь уединиться.

– Я не проститутка, – сказала она. Он покраснел и, запинаясь, уверил ее, что у него и мысли такой не было. Он лгал. На западе было общим местом считать, что когда молодые привлекательные женщины подходят к внешне представительным бизнесменам в отеле в Петербурге, то тут замешана проституция. Иногда и шантаж. Она знала, что некоторые работодатели предупреждают об этом своих работников. Так что теперь он сомневался. Раздумывал. Они только что встретились, так что утверждение, что он ей нравится или у нее есть еще какие-то к нему чувства, покажется странным и подозрительным, но если она хочет получить желаемое, нужно, чтобы он не боялся, что ему подмешают снотворное, ограбят или что похуже.

Она сделала ставку на правду. Вернее на один из ее вариантов.

Наклонилась вперед, понизила голос и перешла на английский.

– Я сегодня закончила большую работу, – сказала она, глядя ему в глаза. – Я не местная, завтра уезжаю домой, хочу сегодня расслабиться и люблю секс. – Она продолжала смотреть ему в глаза открытым взглядом.

Перебор? Слишком прямолинейно?

Как оказалось, нет. Симон Нур лишь кивнул и не смог сдержать улыбку, рассказывая, что его комната находится на четвертом этаже.

Катя вернулась из ванной. Симон оставался лежать на двуспальной кровати и продолжал смотреть на Катю так, что его взгляд, даже если он сам это не осознавал, демонстрировал, что он все еще пытался понять, как ему могло так повезти оказаться с ней в одном номере. Она была не против.

– Можно я включу телевизор? – спросила она на ломаном немецком и взяла пульт с маленького письменного стола.

– Ты хочешь сейчас смотреть телевизор? – спросил он, взглянув на часы.

– Хочешь поспать? – поинтересовалась она, специально неверно просклоняв один из глаголов, выражением лица показывая, что в таком случае не будет мешать ему просмотром телевизора.

– Нет, нет, можем посмотреть.

Она снова легла рядом с ним. Взбила подушку за спиной. В одной руке – пульт, другую руку она положила ему на живот. Почувствовала, как от прикосновений у него напрягаются мышцы. Она закинула одну ногу на него, внешней стороной бедра касаясь члена, и начала переключать каналы, пока не нашла какой-то с новостями.

Большая спасательная операция у частично разрушенного жилого комплекса. Одна сторона рухнула полностью, как будто на нее наступил великан, сравняв с землей, но оставив одиннадцать этажей другой половины дома нетронутыми. Спасатели пытаются найти выживших среди обломков. Диктор вместе с бегущей строкой внизу экрана сообщали одно и то же. Теперь подтвердилось, что журналист Станислав Кузнецов вместе с коллегой, Галиной Соколовой, погибли в результате взрыва газа, уничтожившего значительную часть жилого дома на Афонской улице.

– Что случилось? – поинтересовался Симон, кивнув на телевизор, где речь и текст транслировались на русском.

– Взрыв газа. Очень известный, талантливый критик Кремля, журналист погиб вместе с любовницей, когда они трахались в квартире его матери.

– Они так и сказали? – удивился Симон. – Что он изменял.

– Нет, я просто знаю.

На ее мобильный на тумбочке пришло звуковое уведомление. Она взяла его и посмотрела на экран. Оплата прошла. Она позволила себе слегка улыбнуться.

– Хорошие новости?

– Да.

Она положила телефон на место, взяла пульт, выключила звук у телевизора и ее рука скользнула с его живота вниз.

Постепенно она снова возвращается к жизни.

Хапаранда.

Когда в безоблачном небе поднимается солнце, то становится до боли очевидно, что она – стареющая примадонна. Она нуждается в помощи, заботе, неравнодушии, а кое-где в чем-то таком простом и понятном как краска, новая обшивка или черепица, чтобы скрыть изъяны, недвусмысленно демонстрирующие, что местами она больше не пышет той жизненной силой и верой в будущее, которыми когда-то обладала.