Мэри Кубика - Другая миссис

Хоть и не знала, есть ли у полицейского такое право или нет.

Полицейский стоял в нескольких футах от Отто и смотрел на сына сверху вниз. Мальчик сидел с опущенной головой и не отрывал взгляд от пола. Неловкое положение рук не позволяло ему сидеть нормально. Он казался таким маленьким, беспомощным, хрупким… Хотя ему исполнилось четырнадцать, у него еще не начался характерный для его сверстников быстрый рост; Отто был на голову ниже большинства и вдвое худее. Хотя мы с Уиллом стояли рядом, он был одинок. Совершенно. Это было так ясно видно… И это разбивало мне сердце.

Сидящий по другую сторону большого письменного стола директор выглядел мрачным.

– Мистер и миссис Фоуст, – поприветствовал он, встав и протянув руку. Мы с Уиллом проигнорировали его жест.

– Доктор Фоуст, – поправила я. Полицейский ухмыльнулся.

Вскоре выяснилось, что в лежащем на углу директорского стола пакете для вещдоков находился нож. И не просто нож, а восьмидюймовый поварской нож из любимого набора Уилла, украденный сегодня утром из подставки на углу кухонного стола, где торчало несколько таких же ножей. Директор пояснил, что Отто тайком пронес его в школу в рюкзаке. К счастью, отметил директор, одному из учеников хватило ума сообщить об этом учителю. Затем вызвали полицию, чтобы задержать Отто прежде, чем он смог бы причинить кому-то вред.

Пока директор говорил, я думала только об одном: какое унижение испытал сын, когда на него надели наручники на глазах у всех, когда полицейский выводил его из класса. Мне никогда не приходило в голову, что Отто способен принести в школу нож или угрожать им другим детям. Это просто ошибка. Ужасная ошибка, которую нам с Уиллом придется исправить. Добиваться правосудия – ради нашего сына и его испорченной репутации. Отто был тихим, добрым мальчиком. Счастливым ребенком, пусть это и неочевидно с первого взгляда. У него были друзья. Совсем мало, но были. Отто всегда подчинялся правилам и никогда не вляпывался в школьные неприятности. Учителя не оставляли его после уроков, не слали родителям гневные письма и не звонили насчет поведения. Это не требовалось. Значит – как заключила я без промедления, – Отто совершенно не способен на такое: пронести в школу нож.

Уилл внимательно рассмотрел нож и признал в нем свой собственный. Попытался смягчить ситуацию: мол, это распространенный набор ножей, держу пари, у многих есть такой же. Но когда он узнал нож, все заметили на его лице изумление и ужас.

И тогда Отто расплакался.

– Что ты собирался сделать? – мягко спросил его Уилл, кладя ладонь на плечо сына и поглаживая его. – Дружище, ты ведь не такой. Ты не совершишь такую глупость.

И они оба разрыдались. Только я не проронила ни слезинки.

И Отто признался нам, не вдаваясь в подробности (причем иногда его было трудно расслышать сквозь судорожные рыдания), что прошлой весной стал мишенью для издевательств других подростков. Он думал, что со временем это пройдет, но, после возвращения в школу в августе, все стало только хуже.

По его словам, несколько популярных парней утверждали, что он пялился на одноклассника. Слухи быстро разнеслись по школе, и вскоре Отто каждый день называли гомосеком, фейри [15] Уничижительное прозвище для женственных мужчин. и педиком.

– Тупой педик, – ржали они. – Сдохни, пидор.

Отто не смолкал, перечисляя используемые его одноклассниками эпитеты. Только когда он сделал паузу, чтобы перевести дух, директор спросил, кто именно так его обзывал. И есть ли свидетели, или все это только его слова.

Стало ясно: ему не поверили. Отто продолжил. Он поведал, что ему угрожали и издевались не только на словах, но и на деле. Загоняли в угол в душевой, запихивали в шкафчики в раздевалке. Измывались виртуально: фотографировали, уродовали снимки в «Фотошопе» и распространяли в школе.

Когда я услышала все это, мое сердце разбилось, а в груди поднялся праведный гнев. Мне хотелось найти задиравших Отто мальчишек и свернуть им шеи. Давление подскочило. В голове и в груди запульсировало. Я оперлась на спинку стула, чтобы не упасть.

– Что вы собираетесь делать с этими мальчишками? – потребовала я. – Вы ведь накажете их, верно? Это не должно сойти им с рук.

– Если Отто сообщит имена виновников, я с ними побеседую, – бесстрастно ответил директор.

На лице Отто проступил испуг. Было ясно: он никогда не сообщит их имена, потому что тогда его жизнь станет еще невыносимее.