Юлия Алпагут - Тишина. История Эдисона Торреса

– Кумира! – громче повторил мужчина.

– Ты что… Правда больной? С чего ты взял, что он мой кумир?

– Да так… Просто я несколько раз видел, как ты вырезала из газет статьи о его убийствах. И те несколько раз, когда к нам поступали трупы с отрезанными языками, ты первая бежала их исследовать.

– И что?

– А то, что… возможно больна ты, а не я! Фанатка «Пожирателя языков»! – сказал Фрэнк и опять засмеялся.

Лана так яростно посмотрела на собеседника, что у того даже мурашки пробежали по коже, и он тут же перестал смеяться.

– Я пошутил. Пошутил, – сказал Фрэнк, – Правда. Это была всего лишь шутка. Не злись.

– Ты сказал, что уйдёшь, если я взгляну на труп, – грозно произнесла женщина.

– Да, да… Уже ухожу, – вытянув вперёд ладони, ответил ей мужчина и попятился к выходу…

Он остановился возле дверей.

– Значит ты останешься? – спросил он.

– Конечно. Я же больная фанатка «Пожирателя языков»! – прошипела ему в ответ Лана.

– Ладно, не злись. Тебе принести что-нибудь? Кофе? Есть хочешь?

– Кофе. Если тебе не трудно.

– Для тебя мне ничего не трудно. Буду через десять минут, – сказал Фрэнк и уже открыл дверь, чтобы выйти, как женщина вдруг громко сказала:

– Предыдущие два трупа без языков, которые я обследовала… Их убил не «Пожиратель»!

Фрэнк повернулся.

– С чего ты это взяла? – поинтересовался он. – У них не было языков, значит это был «Пожиратель».

– Те два трупа, муж с женой… Сначала их отравили. Они были уже мертвы, когда их закололи ножом… а потом отрезали языки.

– И что?

– А то, что «Пожиратель» никогда никого не травил. К тому же, он всегда пользуется одним и тем же ножом, а в том случае лезвие было другое. И языки были отрезаны не так, как у всех остальных. Это точно был не «Пожиратель».

– Ты сказала об этом полиции?

– Господи, Фрэнки, конечно! Это моя работа! Но они повесили этих двух на «Пожирателя». Уверена, что были и другие, которых убил не он.

– Ну… Это логично. Нет языков, значит это был «Пожиратель». В любом случае, Лана, тебе-то что?

– А то, что где-то безнаказанно ходит ещё один убийца. А может быть и не один…

***

Фрэнк ушёл. Лана осталась одна наедине со свежим трупом.

– Так… – выдохнула она, глядя на тело. – Посмотрим…

Боб Майер двадцатисемилетний парень… Парень… Мужчиной назвать его было крайне трудно… Высокий, худощавый и неопрятный, довольно неприятного вида…

Он вышел из дома своего деда около одиннадцати вечера и отправился в бар. Он шёл так быстро, почти бежал, словно за ним кто-то гнался. Хотя на улице в это время почти никого не было, и никто, конечно, за парнем не гнался. Только тихо шёл… Шёл почти неспешно, поодаль, и ни разу не ускорил свой шаг. Этого и не требовалось. Боб то и дело останавливался и оглядывался по сторонам, теряя при этом время.

За Бобом шёл кто-то, но он этого не видел и не знал. Но несмотря на это, он будто чувствовал какую-то опасность. Парень почувствовал её, как только переступил порог дома и оказался на улице, и это чувство тревоги не покидало его до самого бара.

В баре Боб пробыл не больше получаса. Здесь, среди множества людей, он почему-то тоже не чувствовал себя в безопасности. Ему постоянно казалось, что за ним кто-то наблюдает. Он оглядывался по сторонам, но никто вокруг даже не смотрел в его сторону. Так, будто его вообще здесь не было.

Боб Майер выпил несколько рюмок спиртного и спешно покинул бар. Чтобы добраться до дома деда, ему нужно было свернуть налево, но там, как назло, припарковалась патрульная машина. А Боб не желал «свидания» с полицейскими. Он всегда обходил их стороной. Вдруг они остановят его? Вдруг что-то заподозрят?.. Боб боялся полицейских так, словно они были ясновидящими и, только взглянув на него, могли узнать все его секреты. Секреты, которые никто и никогда не должен был узнать…

Боб свернул вправо, обошёл дома и снова повернул. Вскоре он вышел в городской парк. Теперь, чтобы добраться до дома деда, ему нужно было миновать этот парк.

Алкоголь подействовал и Боб больше не ощущал этого чувства опасности, взявшегося непонятно откуда. Он спокойно шёл по ночному парку и думал о вчерашнем вечере. То, что он сделал всего несколько часов назад, так сильно воодушевляло его!.. Он был так доволен собой. Он чувствовал себя богом. Он жалел только об одном… Жалел, что не мог никому рассказать о своих «подвигах»…