— Этого я не знал, — заметил Шеридан.
— Трудно сказать, чья была ошибка. И вообще можно ли тут говорить об ошибке. Если строго придерживаться устава, то провинился ведомый. Но, учитывая тогдашнюю обстановку… тут трудно возложить виновность на кого-то одного. Но так или иначе, а тот парень — ведомый — вывалил все, что у него было. Напалм попал прямо в цель…
Дюпре глубоко вздохнул. Неожиданно Винсент понял, что полковнику нелегко ворошить воспоминания об этой истории.
— Они убили сто тридцать человек.
— Господи! И это были…
— Да, среди них не было ни одного вьетконговца. Только женщины и дети. И еще человек сто, а то и больше получили тяжелые ожоги. Майк в это время разворачивался, поэтому он видел всю картину. Он еще возвратился и облетел село на бреющем полете. — Дюпре снова замолчал на мгновение. — Его вырвало прямо в кабине, генерал…
— Чем же это закончилось, полковник? — спросил Шеридан после паузы.
Дюпре пожал плечами.
— Он просто свихнулся.
— Говорите вразумительней, — сказал Шеридан.
— Майк хотел убить ведомого. В буквальном смысле. Но ведь и юношу мы не могли обвинить. Это был молодой лейтенант. И совершил-то лишь восьмой вылет. И случившимся был потрясен не меньше, чем Майк. Ну а у Майка как будто бы что-то надорвалось, — Дюпре затрещал пальцами. — Словно кто-то у него внутри щелкнул выключателем. С него уже было довольно и войны, и всего прочего. На следующее утро он должен был лететь. Я полночи ломал себе голову над тем, пускать его или нет. Наконец решил: пусть летит, так будет лучше. Ясное дело, я заботился о том, чтобы отправить его на север от демилитаризованной зоны. Но это уже не имело значения. То есть не имело значения, что я там решил. — Дюпре посмотрел генералу Шеридану прямо в глаза. — Он отказался лететь.
— В какой форме? Как это…
— Просто так, взял и отказался. Сказал сержанту, который пришел будить его, чтобы тот катился ко всем чертям. И с другими летчиками также не слишком церемонился. Когда сержант явился ко мне и доложил, что Майк отказывается лететь, я старался воспринять это спокойно. Я напомнил себе о том, что случилось накануне. Надеялся, что в разговоре с ним заставлю его потерять самообладание, и это сняло бы напряжение с его нервной системы. Если бы такая сцена произошла между нами с глазу на глаз, неофициально, об этом никто никогда не узнал бы.
Шеридан задумчиво кивнул, словно одобрял рассуждения полковника.
— Но мне не удалось вывести его из равновесия, — сказал Дюпре. — Ничего у меня не вышло. Весь свой гнев Майк, наверное, излил накануне на своего ведомого.
— Так он больше не делал боевых вылетов?
Дюпре покачал головой.
Шеридан повернулся к Винсенту.
— Что было дальше, мне известно: его предали военно-полевому суду.
— С таким послужным списком? — недоверчиво спросил Винсент. — Со столькими наградами?..
— Его вынуждены были отдать под суд.
— Но почему?
— Потому, что он носил военную форму. Потому, что он присягал. Потому, что он был офицер. Потому, что воевал. Потому, что…
— И его, конечно, признали виновным! — сердито бросил Винсент.
— Да. Но не в такой форме, как вы думаете.
Винсент впервые уловил в тоне полковника неудовольствие. Дюпре весь напрягся, как будто бы раздражаясь, что в эти сугубо военные дела вмешивается гражданский.
— Не в такой форме, как вы думаете, Винсент, — повторил Дюпре. — Мы не забыли о его двухстах боевых вылетах. Мы не могли заставить Майка защищать себя, но мы имели возможность сами защитить его, насколько могли. Так мы и сделали. Если действовать согласно с буквой устава, Майка должны были разжаловать с отрицательной аттестацией. Но нам посчастливилось избежать этого. Он был признан негодным к летной службе вследствие…
— Негодным?
— Да, черт побери! — отрезал Дюпре. — И он в самом деле был негоден. Разве можно доверять ему машину, в чреве которой может быть атомная бомба, и потом…
Дюпре запнулся. Все трое переглянулись.
Полковник был глубоко прав.
Винсент подошел к столу, за которым сидел генерал, и глубоко вздохнул.
— Его засекли.
— Где?
— В Денвере. Рейс сто двадцать восьмой, из Денвера на Лос-Анджелес. Без промежуточных посадок. Девушка с ним.
Шеридан вскочил.
— Что-нибудь еще?
— Какая-то чертовщина, — встал Винсент. — Никаких попыток изменить внешность. Билеты, правда, они взяли не на свои фамилии, но это и все. Они даже не пытаются маскироваться. Черт их возьми, что это может означать?
Читать дальше