Виктория Чуйкова - Сундук Пандоры

– Проехали. Я давно разбираюсь в том, что ты хочешь выразить без правильных английских фраз.

– Отлично! Так вот, ты как-то заговорил о Пари.

– А! В те дни ты могла вспыхивать как спичка и доказывать свою правоту.

– Я не о клубе спорщиков, хотя он мне тоже любопытен. Я о мифе.

Удивление, а вернее настороженность появилась на лица Германа и Влада заметила, как он тщательно это прятал.

– Миф… Ты о сказках… Ну… просто, если я не ошибаюсь, мы говорили об этом, после твоего факультатива.

– Да, да, все правильно. Я хочу знать, откуда ты так хорошо разбираешься в легендах таджиков?

– Из интернета! Только я не знал, что это их легенды.

– Мне кажется, ты намного больше знаешь, чем хочешь показать.

– Как же мне льстит твое мнение обо мне. Но ты же спросила не для того, чтобы похвалить меня.

– Не для того. Мне хотелось твоего пояснения этого мифа.

– Моего пояснения? И чем же это вызвано? – Герман изменился в лице. Вся мальчишеская беспечность испарилась и Владе даже показалось, что он стал старше. Прищурила глаз, задержала взгляд на его лице. Смутилась, но ответила:

– Сны. Понимаешь, они какие-то странные. Мне часто снятся Гаргульи.

– Гаргулии?

– Ну да, те, что застыли в камне, в проходе, ведущем в учебную часть.

– Поэтому ты бегаешь по мосту.

– Нет. Редко пользуюсь им, когда спешу, так же короче. – пояснила и ждала от него ответа на свой вопрос.

– Гаргульи, говоришь. Я не рассматривал их с этой точки зрения. Сегодня же тщательно изучу каждую статую.

– Изучи, изучи.

– Обязательно! Снятся… И что тебе кажется странным? Эти изваяния кому угодно запомнятся.

– Я никому не рассказывала эти сны, даже Мире. Странным образом они вообще были мной забыты, как вдруг, всплыли в моей памяти, с такой четкостью, словно это было наяву и только что.

– Хочешь поделиться? – он поднялся, убрал со стола тарелки, хотя не доел, как собирался. Затем поставил чайник и хозяйничал, будто Влада была у него в гостях, а не наоборот. Она молчала, наблюдала за ним, не испытывая ни радости, ни чего-либо другого, пока он снова не заговорил с ней: – Так давай, я внимательно слушаю. – сел и сделал глоток горячего кофе.

Влада обхватила чашку двумя руками, когда ладони согрелись настолько, что жар побежал по ее жилам к самому сердцу, она словно проснулась и заговорила:

– Да, странные сны, словно я уношусь в них. Так четко я воспринимаю звуки, запахи и все остальное… Я там, во сне, первые минуты думаю, что нахожусь в лесу. Густом, мрачном. За толстым стволом дерева, которое на моем пути, живописная поляна. На ней, в ярком свете, падающем от полной луны, танцуют девушки. Их лица и голоса настолько прекрасны, что нет сил, оторвать свое внимание от них и идти своей дорогой. Они словно привораживают. И когда я, следуя их зову, делаю шаг к ним, девушки превращаются в ярких птиц и разлетаются.

– Милая! Ты большая фантазерка! Это же сон! Хотя, я бы на твоем месте сменил факультет. Неравен час эти занятия доведут тебя до…

– Сумасшествия, хочешь сказать.

– Нет. До написания книг.

– Ну, тебя. Я с ним делюсь сокровенным, а он.

– А я – не менее внимателен к твоим словам, чем ты ко мне откровенна. Просто я не знаю, чем могу помочь. Я простой парень…

– Ты не постой парень! – Влада сорвалась на крик. – Ты Тиштрай, сражающийся с Пари. Я видела тебя в последнем бою! Это от твоих стрел они пали звездами на землю, а Гаргулии, призванные на их стражу, окаменели!

– Влада! – Герман подошел к ней и обняв, насильно увел из кухни. Глаза ее блестели, словно в них собралось множество бенгальских огней, губы и щеки пылали как в горячке, а ее саму трясло. Его легкие прикосновения к ее голове, будто бы снимали жар, успокаивая и убаюкивая. – Милая моя Канарейка! Ты такая необычная, просто неземная! В какой же семье родили и воспитали такое чудо?

– В роду Гаев.

– Это многое объясняет. – усмехнулся он, хотя глаза были серьезны. Только Влада этого не видела. Она вообще ничего не замечала, полностью находясь во власти своего желания высказать Герману все и услышать ответы. Герман не пользовался ее состоянием, он, наоборот, в данный момент был как заботливый старший брат, старающийся оградить свою любимую сестренку от любых сложностей и бед, обнимал ее, закрывая своим мощным торсом от жестокого мира. – Канарейка! Скажи, как мне воспринимать твой СОН, как комплимент, или констатацию факта моего уродства?

– Ты прекрасен! Ты так красив был тогда, в том мире. И сегодня, ты не менее великолепен. Твой один взгляд испепелит любые нечисти!