Яков Калинин - Первый шедевр

Тимоти вновь погрузился в мысли. Все же с Джимми Фуллером они провернули больше дюжины краж в Сити. За свои 42 года этот черномазый сукин сын ни разу не попадался копам, сплел паутину стукачей, перекупщиков и наблюдателей в окрестностях Лондона, при этом на дело отправлялся сам, не доверяя работу левым людям, которых он не знает. Он никогда не поднимался слишком высоко, чтобы не привлекать внимание крупных рыб и полицейских. При этом он регулярно участвовал в фанатских драках, успевая свалить до того, как ему переломают ребра.

– А хер с тобой, я в деле. Но сотку отдам только после дела, – заявил Тим.

– Вот это другое дело, Куки! Через пару месяцев ты переедешь в квартирку попросторней и станешь папашей – помяни мое слово! Обложишься сосками и памперсами по самое горло!

– Достаточно, Фуллер, – поспешил прервать его Тимоти, сдерживая улыбку.

– Да-да, ты прав, не будем торопить события. Через три часа пригоняй в бывший порт: с нами поедет Гарри…

– Дрочила Гарри? Зачем ты подписал этого идиота?

– Ему хватит мозгов, чтобы вести фургон и грузить в него барахло, да и бабок ему много не надо. Расслабься, короче. Оденься во все черное, захвати маску и свои прибамбасы…

– Не учи копченого, Фуллер. Что мне сказать Келли?

– Я уже все придумал. Мой кузен позвонит, скажет, что надо ночью разгрузить фуры из Штатов. Мы как раз успеем вернуться к утру.

Удовлетворенный планом, Тимоти прильнул к бокалу, пока Фуллер достал из лопатника двадцатку, рассчитавшись за пиво с едой.

– Долго не рассиживайся, нам предстоит работать всю ночь, – здоровяк встал из-за стола, похлопал Тима по плечу и поплыл в сторону выхода.

Оливия собирала вещи в чемодан, Грегори не спешил ее останавливать: такое уже бывало и не раз. Он уже порядком захмелел и устал, ссора вытянула последние силы. Грег дал себе слово позвонить утром в их квартиру и попросить прощения, но сегодня он был уязвлён и сильно зол.

– Надеюсь, ты отлично проведешь лето со своей картиной, – Оливия уже стояла в дверях с чемоданом, явно ожидая, что Грег ее остановит, но он этого не делал. Девушка, едва сдерживая слезы, вышла.

«Давай проведем это лето хорошо» означало не дать ей даже расстроиться из-за остывшего чая. И теперь он смотрел в окно, как она садится в свой «Гранд Чероки», открывает ворота и выезжает на дорогу. В чем-то она действительно была права, но почему она не согласилась подождать еще несколько дней? Она решила вернуться Лондон. Куда же еще? В эту огромную студию с видом на Ридженс парк – будет смолить свои дорогие сигареты, глядя в окно и пить долбаный чай, возможно, читать бестолковые книжки и продолжать зубрить осточертевшую юридическую муть, которая – откровенно говоря – ей нахрен не сдалась. Зачем, если папочка ее всем обеспечивает.

Автоматические ворота закрылись, за ними взвизгнули шины. Теперь он остался один. Грегори пожирала ненависть к самому себе. Он пытался ее заглушить 30-летним односолодовым шотландским виски сэра Николаса, на который у него никогда не хватило бы денег. И смотрел на картину, которую он с нежностью и любовью писал последние недели.

Силуэт женщины, у которой даже еще не было лица, теперь казался ему жирным уродливым пятном. Чужой идеей, переваренной его мозгом. Все, как обычно. Он никакой не художник – просто человеческий принтер с красками и кисточкой, не способный на собственное творчество.

– Это не моя картина, – сказал женщине без лица Грегори.

Сегодня вечером, прямо сейчас, ему было необходимо уничтожить ее. Стереть с холста, загрунтовать, будто ее никогда не было, начать сначала. С чистого холста.

Он взял маленький мастихин с маслом, вытер его о палитру и машинально засунул в задний карман. Среди инструментов Грег отыскал тонкий шпатель и уже было занес над картиной, но остановился. Будет нехорошо окончательно загадить деревянный пол террасы маслом, да и остальные полы в доме: новых проблем со Стоуном ему определенно не хотелось. Подвал? Да, в самый раз – бетонный пол, темнота, тишина. Идеальный склеп для утилизации чужих мыслей в собственной картине. Нужно убить старое, чтобы создать новое. Собственный неповторимый стиль.

Уже порядком надравшийся, Грегори отправился в подвал. Он уже заходил сюда, когда они с Оливией только приехали, чтобы включить бойлер. Подвал был довольно большой, но очень темный, заставленный стеллажами с остатками стройматериалов и инструментов. Работала всего одна лампа – перед бойлером, сюда Грегори и перенес мольберт, укрыв пол рулонным полиэтиленом, найденным на одном из стеллажей. Тяжело вздохнув, он провел шпателем сверху вниз, сдирая еще свежее масло. Силуэт женщины, окружение, фон – все превращалось в грязное смазанное пятно. Впереди вся ночь.