Яков Калинин - Первый шедевр

– Потому что типа наставляю заблудшие души на путь истинный, – Изи хихикнул. – Нет, Грег. Я не выбирал это имя, оно само пришло ко мне. В Афганистане…

– Хочешь сказать, что ты воевал в Афганистане? – воскликнул Грег.

– Я служил в снабжении. Никогда не стрелял в людей. Не приемлю убийства. Но насмотрелся всякого, там и подсел сначала на маковое молочко, чтобы успокаивать разум, а потом на героин.

Повисла недолгая тишина, которую поспешил прервать Грегори:

– Что ты вообще делал в Афганистане?

– Мы поддерживали афганских повстанцев, – коротко ответил Иезекииль, он размышлял с минуту, а потом продолжил, – как-то Советы решили вести бомбардировку кишлака, в котором мы остановились ночевать. Представляешь: всюду взрывы, сослуживец лежит с кишками наружу, другому осколком сбрило полголовы, а я лежу в этой глиняной избе, и мне все абсолютно по боку. Сержант Финниган вытащил меня, думал, что я контужен. А я был в полное говно, Грег. В полное. Он нес меня на плече, а я заблевал ему всю форму.

– Как ты видел своих убитых сослуживцев, если лежал в доме?

– Я покинул свою физическую оболочку. Летал над кишлаком и смотрел на все, думал, что уже мертв. Видел сверху, как сержант тащил мою тушу, а она блевала на него. И тогда на меня снизошло благословение Господа.

Иезекииль говорил спокойно, будто рассказывал не об ужасах войны, а читал молитву. Тем не менее каждое его слово наполнено силой, мягкой, обволакивающей, успокаивающей.

– Бог сказал отринуть мою греховную жизнь и нести людям свет божий. Показать им праведный путь…

– И как это пересекается с тем, что ты растворяешь в кислоте трупы животных, – перебил его Грегори.

– В щелоке, Грег, – поправил Иезекииль. Я забочусь о них, провожаю в последний путь, защищаю от их смрада еще живых существ.

– Разве Иезекииль по легендам не оживлял мертвых?

– Я не святой, Грег. Я не властен повелевать жизнью, – терпеливо и снисходительно объяснял Изи. – Но я пытаюсь направить заблудшие души к свету.

Пикап Изи вывернул на Сандхилс-лэйн. Короткая поездка близилась к завершению.

– Ты так и будешь обсуждать с ним этот религиозный бред или спросишь то, что нас действительно интересует, – в зеркале заднего вида показался Тим, рассерженный и суетной. – Просто спроси его, не надо строить из себя псевдо-философа, тупица!

– Дружище, ты рассказал, почему убираешь трупы животных, но не рассказал как ты их утилизируешь?

– Разве, Грег? – Изи остановил машину и вновь заглянул в глаза Грегори. Тот стушевался, но решил продолжить:

– В смысле, ты рассказал, что засыпаешь трупы щелоком, но не рассказал что с ними происходит после…

– Ты правда хочешь знать, Грегори?

– Следуй за белым кроликом, мудила. Ты нашел кроличью норку, теперь осталось выяснить, насколько она глубока.

И Грегори ответил:

– Да.

Грегори обуял голод, который он ранее никогда не испытывал. Кроме сраного бутерброда с тунцом, он больше суток ничего не ел. Он вытащил из трехкамерного холодильника сэра Стоуна все оставшиеся продукты. На огромной сковороде шкворчали яйца, бекон, помидоры, сыр, стручковая фасоль, бобы – все, что попало под руку.

Парень сидел за кухонным островком и буквально шпиговал себя едой, жадно давясь, откашливался, отрыгивал и тут же глотал. Остывшим кофе пропихивал еду глубже в нутро.

– Прям завтрак чемпиона! – напротив стоял Тим, который все так же давил свою мерзкую ухмылку.

С подбородка капали яичный желток и остатки жира, горло болело, нос был заложен, Грег задыхался, но продолжал есть. Капилляры в глазах полопались от напряжения, но еда успокаивала желудок и разум. Подгоревшим тостом Грег начисто обтер глубокую сковороду и отправил хлеб в рот, под аккомпанемент бессвязных шуточек мертвого грабителя. Нажравшись до отвала, он едва дошел до дивана гостиной, упав на который заснул глубоким, тяжелым, как ватное одеяло, сном.

Он вновь оказался в подвале, но не внизу. Парил под самым потолком, был прожектором, освещающим маленький кружок бетона под собой. Невидимый, неосязаемый. Наблюдатель. На свет вышла маленькая точка. Он опустился ниже, чтобы ее рассмотреть, и пятно света расширилось. Он увидел себя, маленького, напуганного, растерянного. Это был Грегори, но только 11-летний, заблудший в темный подвал Стоуна.

В полнейшей тишине он услышал звук. Очень знакомый звук мерно раскачивающегося тела. Он опустился ниже, чтобы рассмотреть лучше. И пятно света расширилось, выхватив из темноты ноги повешенной женщины.