Степан Зозулин - Лепестки

– Астра!

Наставница присовокупила к возгласу звонкий хлопок.

Кобура вздрогнул, словно пойманный на месте преступления. Кулон еще пуще заплясал на цепочке. Рука должна была вот-вот захлопнуться вновь. Но ее движение оборвал взмах тонкой руки.

Украшение перекочевало к новой владелице, а Кобура развернулся на каблуках и отшагнул в сторону.

К наставнице спешила высокая девушка. Видимо, обладательница весьма странного имени. Даже среди послушниц она выделялась ростом, бледностью и высокомерным изяществом.

Она поравнялась с наставницей, и девушка отметила, что в этом и она не дотягивает до своей наставницы.

– Астра, – теперь голос звучал заметно тише. Умеющий слышать – пусть прислушивается . – Я бы не хотела, чтобы мы выглядели перед гостьями избалованными девицами. И я думала, что могу положиться в этом на тебя.

Девица поджала губы и опустила глаза. Весь её вид говорил о степени сожаления.

– Да, наставница, – едва произнесла она и проследовала к подругам.

Те приняли наказ и на свой счет тоже. Так что без лишних напоминаний принялись оправлять платья и уроненный перед гостьями вид.

Когда Астра приблизилась, остальные послушницы шагнули ближе и выстроились возле старшей подруги.

И только избранница Кобуры замешкалась, чтобы смерить её ледяным взглядом.

Сочтя приготовления оконченными, наставница покинула общество Хозяина.

Теперь она оказалась ровно посередине площадки, у каменного вазона. Разделив присутствующих пополам, она заставила их выжидать. Чтобы женщины настоялись в своем любопытстве. А сама брезгливо поднимала на указательном пальце стебли и выискивала в чаше сухие листочки, чтобы скомкать и развеять по ветру.

Не поднимая глаз, она сообщила собравшимся:

– Думаю, вы уже наслышаны о приюте. А дорога к нему дала достаточные обоснования его миссии.

Она обвела глазами пространство вокруг, не отдавая никому из присутствующих предпочтения. Ее слова обращались к самой горе – куску камня, к которому притулился приют.

– Не правда ли, он похож на этот цветок?

С этими словами она извлекла из переплетения листьев и стеблей невесть откуда взявшийся там красный бутон. И откуда только силы взял раскрыться к невидимому солнцу?

– Невзрачный на вид, он не забывает своего предназначения. И цветет в мире, давно утратившем иную красоту. Чтобы хоть как-то оправдать его существование.

Она наклонилась и втянула ноздрями доступный ей одной запах. Её глаза закатились от удовольствия. Ряды собравшихся в едином движении потянулись носами вперед. Всем захотелось ощутить тот же аромат.

Но глаза наставницы распахнулись, абсолютно трезвые. Ни толики наваждения. Острота и решительность.

Она схватила цветок под самой головкой и обломила пальцем бутон. Освободившийся стебель перегнулся через край чаши, желая проститься с цветком. А бутон – подкатился к подолу платья наставницы и затих на камне ярким пятном.

– Мир жесток, – отрезала она.

С такой горестью во взгляде, словно это не она только что обезглавила цветок.

В следующее мгновение грусть испарилась, и на ее бледном лице возникло нечто, напоминающее улыбку.

– Также и наше скромное сестринство, – не оборачиваясь, она обвела послушниц рукой, – все мы носим имена цветов. Чтобы помнить о жертве, которую договорились принести. Для мира, который – я знаю точно! – никогда не оценит её.

Послушницы во главе с Астрой приосанились после этих слов.

– А вы, – наставница провела взглядом по пристяжным, – как будто посчитала по головам, – вы здесь для того, чтобы искупить былые грехи. И поднять голову в служении общему делу.

В продолжении своих же слов она подняла голову и замерла.

Те из присутствующих, что не поддались соблазну прикрыть глаза, воображая собственные судьбы, проследили ее взгляд.

Позади всех оказалась Незнакомка. Ее повозку разгрузили, и она наконец поднялась вслед за ними. И выглядела запыхавшейся. В ее случае это обозначало одно единственное изменение – выбившуюся прядку из собранных в пучок волос.

– Что ж, добро пожаловать. Дабор покажет, где разместиться.

Теперь наставница как будто обращалась к Незнакомке. Та сбила её с мысли своим появлением и оборвала приветственную речь.

– Барышни, – встрял тут как тут Кобура, измученный столь долгим бездействием. – А ну, шевели

Чем именно шевелить, он договорить не решился. Но пристяжные, всё ещё надеявшиеся на кров и горячий обед, упрашивать себя и не заставили.