Ирина Дегтярева: Вызовите посла

– Что вы как неродной? – довольно нахально поинтересовалась Олеся и ткнула ему свою куртку через стол. – У вас за спиной вешалка. Поухаживайте за дамой.

«Оторва! – подумал Ермилов, пристраивая благоухающую духами куртку на крючок. – Небось клинья ко мне подбивать собралась. За этим и позвала под благовидным предлогом. А Люська считает меня увальнем. Главное, и мне об этом помнить…»

Однако Меркулова развеяла его надежды на легкий флирт.

– В Америке я была в Лос-Анджелесе, – она неожиданно без предисловий перешла к делу. – И не только там. Объездила почти все западное побережье. Добралась до северо-западной части, а в штате Вашингтон, в Сиэтле, со мной вдруг захотел встретиться один журналист. Я еще в Москве с ним познакомилась и…

– Каким образом он узнал, что вы в Америке? – перебил ее Ермилов, нахмурившись. – Вы ему сообщили заранее о своей командировке в Штаты?

– Вы так странно спрашиваете, – покосилась на него Олеся, оторвавшись от меню. – Я в принципе ни перед кем не отчитываюсь. Никогда. – Она взмахом руки подозвала официантку и, к неудовольствию Ермилова, начала заказывать много и аппетитно: и омлет по-баскски, и салат Цезарь, и тосты с клубничным джемом, и бекон – это с утра-то! Олег не удивился бы, узнав, что дома это хрупкое создание по утрам ест щи с мясом – так обычно деревенские мужики едят, перед тем как поле пахать. Меркулова же пашет журналистскую ниву и делает это весьма активно.

– Я не предлагаю вам отчитываться, я хочу понять, по какой причине он с вами встречался.

– Вы же торопитесь, а это долгая история, – с очаровательной издевкой улыбнулась Олеся.

Ермилов снял куртку и поставил локти на стол с таким выражением лица, что журналистка посерьезнела тоже. Но это ему только показалось. Она сунула Олегу в руки меню и предложила:

– Закажите что-нибудь, а то я, как пищевой алкоголик, не люблю есть в одиночку, – она снова улыбнулась, и Олегу показалось, что за бравадой она скрывает несвойственную ей растерянность.

Интуиция подсказывала ему о необходимости быстренько свернуть разговор и под благовидным предлогом уйти, чтобы не вляпаться в сомнительную историю (а то, что дело сомнительное, он смекнул, когда услышал словосочетание «американский журналист»). Изучая архивные материалы, Олег успел понять, что почти все случайности, как правило, тщательно спланированы чьей-то спецслужбой.

«Сейчас послушаю ее воркование несколько минут, а отписываться буду целый месяц, – обреченно подумал он, заказывая кофе. – И выговор схлопочу, как за Кедрова и за самодеятельность в ЮАР».

– Майкл Моран, ну этот американский журналист из «Нью-Йорк Таймс». Он мне позвонил, когда я была как раз в Сиэтле. И вот то, о чем он мне сказал, я бы хотела прояснить у вас. Ну может, не конкретно у вас, но в вашей Конторе. Он сказал, что в одной из федеральных тюрем, в Сиэтле, сидит некий Александр Петров.

– И что? У них по тюрьмам многие сидят из эмигрантов, – Ермилов слушал, опустив голову, складывая, разглаживая и снова складывая салфетку и пытаясь понять, к чему весь разговор.

Он имел привычку рисовать странные геометрические фигуры, особенно когда разговаривал по телефону и его не видел собеседник, и теперь страдал оттого, что в данной ситуации подобные его замашки могли вызвать недоумение, а то и улыбку циничной Меркуловой.

– Он бывший предатель, – многозначительно сказала она, подалась вперед, выставив в стороны острые локти, обтянутые узкими рукавами серой водолазки. – Предатель. Понимаете?

– Не совсем. И все-таки как вы познакомились с этим Мораном?

– Вы совершенно спокойно можете ко мне обращаться на ты, – разрешила она снисходительно. – Мне так удобнее.

– Зато мне не очень… – уклонился от опасного сближения Ермилов. – Так что насчет Морана?

– Вы – зануда. Вам об этом не говорили? Допытываетесь, как будто я уже у вас в застенках, – без тени кокетства или даже иронии урезонила его журналистка и принялась за еду, словно только за этим сюда и пришла. Однако через минуту она все же снизошла до ответа: – Мы встречались на одном светском мероприятии в особняке МИДа на Спиридоновке. – Заметив недоумение во взгляде полковника, Меркулова закатила глаза и пояснила: – Красивое такое здание. Про него еще до революции сочинили эпиграмму: «Сей замок навевает много дум, И прошлого невольно станет жалко: Там, где царил когда-то русский ум, Теперь царит фабричная смекалка».

– Я знаю, что там дом приемов Министерства иностранных дел, – вздохнул Ермилов, обреченно понимая, что он задержится тут надолго – у Олеси ни слова в простоте, все с подходцем. – Что вы там делали?