Елена Келен - В то далекое теплое лето

Озерцова вздохнула:

– Ты прелесть, Борька, и только за это тебя можно полюбить, – она была серьезна, как никогда, – но я уйду с ним.

– Нет, – Жаков попытался преградить ей дорогу.

Стас подошел и с силой сжал его плечо, разворачивая Борьку к себе:

– Не переживай, Жак, все ее исторические прабабушки, хорошо известные по литературе, были блудницами. Тут уж ничего не поделаешь – имя и кровь, – едко заметил он.

– Что ты сказал? – от прежней невозмутимости Марго не осталось и следа. – Повтори!!! – она подлетела к Стасу.

– А что, разве я не прав?

Ответом ему была звонкая пощечина, отстраниться от которой парень и не пытался.

– Ты прав, – Озерцова зло усмехнулась, – имя и кровь. Тут уж действительно ничего не поделаешь. И знаешь, почему? Да потому, что на протяжении всей истории человечества именно эта огромнейшая пропасть отделяла королей от шутов.

Она круто развернулась и, высоко вздернув голову, точно норовистая кобылка, подцепила под руку Артура.

– Не забудь, Нат, сегодня в полночь…

– Что? – переспросила Климова, но Марго уже скрылась за деревьями.

Девушка удивленно пожала плечами.

– Да ворожите вы, – напомнил Албанов, осторожно ощупывая кончиком языка разбитую губу. – Ох, тут бы хороший выстрел Карецкого не помешал…

– Лучше бы я вам ничего не рассказывала.

Наталья бросила взгляд на руки Владислава, которые только вчера… хотя нет, позавчера, как быстро летит время, с таким остервенением сжимали обрез.

«А что, если?.. Молодец, Нат, – спустя час просиял Стас, – сама того не подозревая, ты подала отличную идею, и уж кто, кто, а я обязательно постараюсь ей воспользоваться. Сегодня же, да…»

Спустя час Наталья сидела в замке Карецкого и рассеянно наблюдала за бесшабашным разгулом атамановых удальцов, снова и снова пытаясь разобраться в том, что происходит.

Разбойники гуляли вовсю. Сегодня им дважды улыбнулась фортуна: они остались живы, да еще отхватили немалую добычу, отчего же теперь не повеселиться?

О существовании Натали, казалось, все забыли, и только кривой Касьян что-то запальчиво твердил ей, сверля единственным глазом.

Алексей мрачно усмехался, пил старую как мир горькую и жарко обнимал розовощекую девицу, выкуп за которую, тем временем, тщетно старался наскрести ее расстроенный отец. Девчонка дрожала, как осиновый лист, но это не мешало ей охотно отвечать на поцелуи атамана, торопливо подставляя свои сахарные уста. Невысокая, крепко сбитая, с большущими серыми глазами и толстой-претолстой русой косой, она была, что называется, кровь с молоком.

Вздохнув, Наталья украдкой поискала глазами Никиту, но пригожего парня нигде не было видно. «Одна, опять одна. Даже здесь. Вот ведь странно, где бы я ни была, я везде оказываюсь третьей, всему виной мой характер, скучный, не от мира сего. Неприятно, конечно, это сознавать, но что же теперь делать? Уйти? Куда?»

Скромный букетик лесных фиалок опустился ей на колени. Климова проворно оглянулась. За спиной стоял Никита, его цыганские глаза весело блестели.

– Не тужи, Наталка, – он небрежно отодвинул Касьяна, присаживаясь рядом.

Девушка улыбнулась, взяла цветы и осторожно погладила нежные лепестки.

– Спасибо тебе… Никита, – она вдруг смутилась, взгляд разбойника жег душу, рождая смутные желания.

– Никита! – раскатистый баритон главаря потряс каменный свод. Карецкий, залпом осушив чарку, встал и рывком поднял побледневшую пленницу. – Забирай ее… – Сказал, как отрезал.

«Что же ты молчишь?» – подумала Наталья, и тут же дерзко прозвучал ответ:

– Да на что она мне?

Разбойники загудели, подталкивая друг друга.

– Никита! – Наталья задохнулась от нахлынувшей радости, она боялась поверить в сказанное.

Пакостно хохотнул Демид:

– Нужто ты, парень, забыл, зачем девки надобны?

Однако Карецкому было не до смеха. Он гордо расправил плечи, приосанился, и глаза, секунду назад казавшиеся замутненные хмелем, острым лезвием полоснули людей.

– Уж если холоп побрезговал, атаману сам бог велел…

Надсадный девичий крик и – выстрел. О том, что случилось, Наталья скорее догадалась, нежели поняла. Слишком чудовищным это было.

Девушка-крестьянка медленно оседала, по белой вышитой блузе расползалось яркое алое пятно, сквозь судорожно стиснутые на груди пальцы катились тяжелые капли. Еще миг, и она повалилась на пол, подминая под себя бессильно трепыхнувшуюся русую косу.

Наталья не слышала своего голоса. Она хотела закричать, но с губ сорвался только едва уловимый хрип. Оттолкнув подскочившего к ней Никиту, Климова бросилась бежать. Скорее прочь отсюда, в свой двадцатый, хватит с нее приключений. Ветви деревьев больно хлестали по лицу, но девушка не замечала боли. Пораженная жестокостью Алексея, она никак не могла избавиться от странного чувства вины.