Андрей Сенников - Зов. Сборник рассказов

Идиот!

– Оксана, сумку мою быстро! На водительском…

У него же преднизолон есть! И антишоковое! Захрустела галька, за спиной захлопали дверьми. Степан надорвал рукав спортивной курки Вики и с хрустом, раздирая ткань по шву, обнажил бледную руку. Из аптечки достал жгут, быстро наложил на предплечье, похлопал по сгибу. Вены бледные и тонкие, как нити, едва проступили…

Рядом плюхнулась сумка. Степан дёрнул за молнию, запустил руку внутрь, подал Оксане:

– Открывай, – закатал рукава, подставил ладони, – Лей!

Вытер полотенцем.

– Вытряхивай всё…

На гальку посыпалось разноцветьем коробок и бинтами. Мезатон… Инъекцию делал подкожно, в обнаженный красным топом живот. Прижал ваткой, отбрасывая шприц. Что там с венами?

– Вскрывай! – перебросил упаковку Оксане.

Мимоходом отметил, как сноровисто, без суеты она надрывает полупрозрачный блистер, аккуратно извлекает шприц, пальцы твёрдые, ловкие. Он сломал ампулу с преднизолоном. Приготовил укол. Вновь пошлёпал по локтевому сгибу, ни черта толком… Ладно, некогда. В вену попал с первого раза, медленно вдавил поршень. Всё! Сорвал жгут… Сейчас все из машины выкинуть, оставить только водительское сидение, накидать спальников поровнее… И капельницу можно, физраствор есть. Хуже не будет. Оксану непременно с собой, присмотрит…

У Вики в уголке глаза набухла слеза. Нос заострился, тени на щеках легли глубже. Разом запали виски. Она вытянулась в струнку – он видел, когда люди вот так вот вытягиваются, окончательно, без возврата, – выдохнула.

И остановилась.

Пульса не было. Всхлипнула Оксана, в отдалении бормотал Кожух. Ветер шевельнул волосы надо лбом Вики, облака тенями ползли по её лицу. И его сердце продолжало биться, сильно и ровно, толкая по телу то, что было в нём от несчастливой, склонной к мистике деревенской девчушки и его собственной неведомой матери, но уже неживое, остывающее и ядовитое, как некроз.

Когда Степан начал делать массаж сердца, Виктор отступил за машину, а потом – боком, боком, по-крабьи, – перекатился к палатке. Кровь унялась, но ощущение, что у него вместо носа выросла килограммовая свёкла, клонило голову к земле. Начали заплывать глаза…

Значит, всё это был не сон. Вернее, не всё – сон. Он действительно растолок таблетки, но как умудрился подсунуть их Вике – решительно не помнил. Но это теперь не важно. Он нащупал в складках спальника карабин. Надо выбираться. Чёрт его дёрнул тащиться в магазин в той деревеньке?! К старику вязаться?! Вспомнят ведь. Всё вспомнят. Навороченную внедорожными ништяками Ниву вспомнят, девок и высокого симпатичного балагура в клетчатой ковбойке…

«Хау! Дерсу Узала! Белку в глаз бил, однако!»

– Дыши, Вика! Дыши!..

Сергачёв прижал к себе «вепря». Как в кино, ей богу! Тяжесть оружия убеждала: нет, всё взаправду, по-настоящему, доктор.

«А ведь больше тебя так называть не будут…»

Нестерпимо стало себя жаль. Как же так всё запуталось-то? Отличное место в клинике, хорошие перспективы, и на работу, и на жизнь… Необременительную работу и обеспеченную жизнь. Туго накрахмаленный халат, и обязательный чай от сестрички, а лимон, нарезанный аккуратными дольками. От сестрички тоже вкусно чисто пахнет, и под халатом у неё ничего нет, кроме всегдашней готовности, необременительной, без особых претензий, в рамках, так сказать, служебных обязанностей, но за отдельные привилегии, для него пустяковые. Всё просто и ясно: дофамин, серотонин…

Ничего этого теперь не будет.

И даже петтинга с Кариной не будет…

Он покатал внутри спальника оставшиеся патроны. Он же ничего не делал! Он не давал этой дуре никаких таблеток! Когда?! Ну, вытряхнул их из блистера по-пьяни, может быть, даже растолок, но давать – нет! Не было этого… Она умерла от чего-то другого, от другого!

У патронов были скользкие бока. Не маслянистые, а именно скользкие и жирные, какими бывают некоторые виды пластика. Они глухо перестукивались под плотной тканью: «Докажи, докажи, до-ка-жи!»

Виктор вздохнул, кое-как натянул ветровку, бумажник с водительским удостоверением положил во внутренний карман. Сначала нужно ещё добраться до мест, где тебя станут слушать. Слушать и разбираться. Где можно подключить связи, позвонить, заплатить в конце концов… Пока, снаружи только тараканий царь с мёртвой возлюбленной на руках под деревом Истины и испуганная девчонка-художница с бурным воображением.

Но выходить надо…

Солнечный зайчик сидел на капоте «Нивы», пуская слепящие лучики. Сергачёв, держа карабин наперевес, осторожно обошёл машину спереди, вытягивая шею. Вика лежала там же, и в той же позе, только голова запрокинута: ну да, он же ей вентиляцию, наверное… Смятым комком поодаль валялась сумка, разноцветным конфетти разбросаны коробочки с лекарствами, пакеты, бинты. Резиновый жгут свернулся дохлой змеёй прямо на камнях, нагретых солнцем. Степан сидел на коленях рядом с трупом и таращился на свои руки. Оксана сгорбилась в сторонке и беззвучно плакала.