Он цапнул её за запястье, нащупывая пульс.
– Болит…
Она едва успела повернуть голову набок, её снова вырвало. Лицо посерело, носогубный треугольник отливал белым. Степан стирал жёлто-зеленые потёки со щеки.
– Живот?!
Солнце, перевалившее за полдень, многократно отражалось в бисеринках пота на лбу. Взгляд Вики блуждал, пока не упёрся в Сергачёва, губы зашевелились.
– Вика! – подбежала Оксана. Её возглас и тяжёлое дыхание заглушили слова.
«Зачем ты нас убил?!»
Виктор отступил ещё на шаг.
– Что?! – Степан наклонился.
Вика подняла руку, дрожащий палец ткнул в сторону Сергачёва, а потом, в тишине, нарушаемой лишь сиплыми вдохами Оксаны и плеском воды, он услышал:
– Это он. Он сделал…
Всё, выпитое за утро и день, подкатило к горлу кислым бурлящим комком. Степан повернул к нему лицо, белое, бешеное. Радужка как два кусочка угля в голове снеговика.
– Я… – сглотнул Сергачёв, губы дёрнулись улыбнуться и обвисли.
Степан выпустил руку Вики и разогнулся. Пальцы, испачканные рвотой, шевелились, как у Оксаны: по-паучьи, ищуще.
– Что ты сделал?!
– Я, – Виктор безуспешно боролся с волной слабости, страх пробежал вдоль позвоночника ручейком пота. – Я ничего…
Он пропустил бросок Степана. Веки только сомкнулись один раз, а тот уже висел на Сергачёве, сминая в горстях нагрудные карманы рубахи. Вскрикнула Оксана. Виктор ухватил запястья нападавшего, ворот давил шею, а потом перед глазами взорвалось, хрустнуло, и болью ударило в затылок. Его отпустили тут же. Перед глазами плыло и кружилось, на губы, подбородок полилось – горячо, солоно. Жутко слезились глаза. Он отплевывался кровью из сломанного носа. Ноги подгибались, Сергачева шатало и, когда мозг перестал бултыхаться в черепе, словно желток в яйце, он сообразил, что Степан попросту боднул его.
Он ждал новых ударов, но в глазах прояснилось.
Смятая упаковка мефипрестона, желто-зеленая, как Викина рвота, лежала в ладони Степана на остатках левого нагрудного кармана его рубахи. Сергачёв несмело потрогал прореху против сердца, а потом Степан разорвал упаковку и вытряхнул на свет блестящий и стандарт-блистер. Пустой.
Таблеток не было. Виктор открыл рот, глаза полезли из орбит. Тошнотворный ком ухнул вниз, в желудок, а слова ринулись к горлу, столпились, забили рот вместе с кровью.
Тихо постанывала Вика.
– Знаете, доктор, – произнёс Степан, глядя Сергачёву в лицо жёстко, словно пощечинами хлестал наотмашь, – А ведь больше вас так называть не будут…
Виктор в очередной раз сплюнул кровавые сгустки и набрал в грудь больше воздуха, но Степан уже отвернулся…
***
Мысли скакали как жабы на болоте.
Побочные эффекты мефипрестона он помнил плохо, и противопоказания – едва, едва. Инструкции в коробке не было. Чёрт! Если он дал ей таблетки, надо немедленно ехать до первой больницы… Пульс слабый, наполнение плохое… Рвота, боли в животе, кожа холодная… Лихорадка, испарина… Мифепрестон с осторожностью применяют у астматиков, и вообще, с обструктивными болезнями лёгких… у курящих женщин после тридцати пяти… Дьявол! Не то.
– Что с ней?
Оксана задышала над плечом. Он отмахнулся.
– Вика, – позвал он. – Вика, он давал тебе что-нибудь?
У неё задрожали ресницы, лицо скривилось.
Надо ехать, надо… Воспаления половых органов… Гиперчувствительность?.. Почечная недостаточность?
– Вика, ты в туалет сегодня ходила по-малому? Сколько раз? Вика?!
Но отёчности нет. Тошнота и рвота может быть при уремии. Гиперкалиемия? Пульс слабый, но ровный, аритмии нет. И все же интоксикация… явная.
– Оксана, неси аптечку. Она в багажнике…
А если надпочечники?! Гидрокартизон нужен, внутривенно, сотню. И капать физраствором. И снова картизон, через сутки, ещё сотню, а то и двести. Кардиомониторинг постоянно… Да, может быть. Надпочечники. Но тогда плохо…
– Вот.
Оксана что-то совала в руки. Зачем? Аптечка – это нервное. Лабораторию из неё не развернёшь, а без точной диагностики, и немедленной терапии быстро наступит шок и кровоизлияние в надпочечники. Перемещать её нельзя: строгий покой, горизонтальное положение… Пульс участился, в нитку, кожа липкая и холодная, похоже давление ни к чёрту… Она сейчас слабей котёнка…
– Вика, – позвал он.
Не отвечает, глаза закрыты. Степан приподнял веко: зрачок расширен, но на свет реагирует, взгляд блуждающий, без фокуса – сознание нарушено. Думай, коновал! Ведь что-то же ты можешь сделать! В голове гудело и ухало, и самого пальцы ледяные. Этого не может быть сейчас! Особенно сейчас…
Читать дальше