Екатерина Звонцова - Отравленные земли

Итак, после забавной встречи с Арнольдом Вудфоллом я продолжил путь. Через какое-то время снова начался и быстро усилился дождь; дороги, и так плохие, стали совсем отвратительными. Одна из наших лошадей повредила ногу, и пришлось свернуть с маршрута, чтобы добраться до почтовой станции – она, как мне сообщили ещё в столице, находилась перед последним нужным нам куском перевала. До этой станции я шёл пешком, опасаясь, что на слабой тяге экипаж вот-вот увязнет в грязи или завалится при неосторожном толчке. Дождь всё лил; небо скалилось белёсыми молниями; сапоги быстро превратились в болота. После этой прогулки настроение и состояние моё, и без того не блестящие, ещё ухудшились.

Едва с лошадью всё уладилось, я с огромным облегчением забрался обратно в экипаж и откинул гудящую голову на спинку сиденья. То ли я простудился, то ли еда и вино в трактире были не лучшими, – во всяком случае, самочувствие моё, хоть и не внушало опасений, разительно отличалось от дневного. Я не ощущал тошноты или рвотных позывов, а вот слабость отдавалась гулом во всём теле и словно нагревала лоб. Кости ломило, разлепить глаза было трудно – веки отекли. По симптомам угадывалась aestus febrisque [12] Лихорадка. , но я надеялся, что недомогание не более чем сиюминутно.

Повернувшись, я стал смотреть в окно, чтобы отвлечься. Тёмные, мокрые горы нависали над дорогой, по которой мы теперь двигались. Казалось, к ним можно притронуться, и эта мысль почему-то абсолютно мне не понравилась. Было в дождливом мрачном уединении что-то пугающее; даже стены экипажа начали давить. Невероятная глупость, раздражённо подумал я, что моё собственное тело меня так подводит! Могла ли природа придумать что-то хуже для человеческого рода, чем непредсказуемые атаки болезней самого туманного происхождения? Вино. Всё-таки это было вино…

В тот момент сознание покинуло меня. Вернулось оно, только когда откуда-то повеяло сквозняком, а мозолистая рука осторожно похлопала меня по щеке.

– Герр ван Свитен!

Я с усилием открыл глаза – веки опухли ещё больше, под них будто насыпали песка. Лохматая макушка Януша темнела на фоне ночного неба; на круглом лице читался ужас.

– Вы долго не отзывались, – пробасил он. – Я уже подумал… Что с вами?

Я приподнял голову – она опять загудела. Понять, сколько я проспал, было невозможно, но, видимо, мало, раз дождь не кончился. Я ответил, но, как оказалось, только пошевелил губами, сухими и шершавыми как наждак. Януш сглотнул, лихорадочно забегал взглядом по всему вокруг, а потом, решившись, выпалил:

– Герр ван Свитен, давайте поворотим назад. Мы вроде проезжали постоялый двор, да и побыстрее попасть на станцию ещё можем. Вы что-то совсем плохи.

– Ерунда, – голос наконец вернулся. – Чушь, Януш, всё пройдет. Возможно, я просто что-то не то съел. Всё-таки это чужая кухня, непривычная, жирная…

– Хотите выйти облегчиться? Помочь вам?

– Не хочу.

– Значит, не в еде дело! – с простодушной чёткостью поставили мне диагноз. – Она б уже наружу просилась, разве не так бывает? Вот я как закушу свиными ушами…

Эту прямоту я, как всегда, простил Янушу лишь потому, что помню его мальчишкой в рваных штанах, и потому, что она диктовалась тревогой. К тому же его деревенская уверенность в доскональном знании медицины, непростого предмета, коему я посвятил всю жизнь, поднимала настроение даже в столь нерадостный момент. Я улыбнулся, с усилием выдохнул и велел:

– Едем дальше, хватит болтать попусту. Нам ведь осталось…

– Часа полтора пути, герр. Но по этой мерзкой грязючке побольше.

– Так зачем возвращаться? – Я постарался улыбнуться ещё раз. – Вперёд. Дотянем.

Януш смотрел на меня с сомнением. Я повторил приказание твёрже, и он, постенав ещё немного, подчинился: помог мне сесть удобнее, набросил на ноги плед и торопливо захлопнул дверцу. Я начал снова засыпать, едва экипаж тронулся. Меня то бросало в жар, то знобило; стук копыт отстреливал в левом ухе и заставлял дёргаться, но наконец я провалился в неприятное и всё же спасительное забытьё без сновидений.

На сей раз оно продлилось долго и было очень глубоким, потому что, сколько ни стараюсь, я не могу вспомнить, как мы прибыли в Каменную Горку, где ехали и кто нас встречал. Я не помню, как меня вытаскивали из кареты, куда несли, кто нёс. Правда, ощущение дождя, заливавшего лицо, мне смутно припоминается, хотя и не говорит ни о чём конкретном. Так что проще считать, что остаток той ночи выпал у меня из сознания полностью. И последовавший за нею день, в котором иногда мелькали размытые лица, а что-то горькое обжигало губы. И ночь за этим днём. Только утро нынешнего принесло мне кое-что определённое, в частности – занятные знакомства.