Анатолий Крысов - Белые медведи

Паника, охватившая меня, становится все сильнее, пока боль затихает. Мои передвижения носят хаотичный характер. Я в тупике, мечусь из стороны в сторону, как птица, попавшая с силки, но не могу спастись от своих же воспоминаний. Лицо карлика, его маленькие руки, резавшие мне грудь, плотно засели в голове. Похоже, мне никогда не избавиться от впечатлений прошлой ночи. Долбаная психологическая травма, моральный рубец через весь мозг.

Никифорыч спрашивает:

- Что он сказал тебе?

- В основном он говорил об искусстве и литературе, - отвечаю я и добавляю: ни слова о причинах, ни слова о себе, ни слова об остальных.

Его улыбка до сих пор стоит перед моими глазами, его смех до сих пор звенит рядом с моими барабанными перепонками. Меня как будто изнасиловали, думаю я. Лежа беззащитным на диване, я не мог даже кричать, черт возьми! - Он играет с нами в шахматы, - говорит Никифорыч и дальше: ему нравится чувствовать свое превосходство. Именно поэтому он не убил тебя, Саша. - За что? - тихо шепчу я.

- В первую очередь, я проверяю конкурентов, - рассказывает Никифорыч. - Во вторую, всех тех, кого ты уже обошел. Мне кажется, это такой своеобразный метод давления. Очень эффектный и эффективный метод, должен заметить. Я говорю:

- А остальные?

- Надо найти вещь, которая связывает всех, - отвечает Никифорыч и снова: я постоянно думаю об этом, но так и не нашел ответа.

- Мы только и делаем, что думаем! - кричу я. Меня бесит спокойный тон Никифорыча, ведь ему не понять: его не резали скальпелем и не жгли утюгом. - Где результат?! Где он, я спрашиваю! Ты - начальник мой долбаной службы безопасности, и что ты делал, когда надо мной издевались, а?!

- Успокойся, - только и говорит Никифорыч.

Он закуривает и продолжает:

- Недолго ему осталось бегать, поверь мне.

- Я хочу видеть этого карлика подвешенным за ноги к потолку, хочу бить его арматурой, хочу разорвать ему ноздри и рот, хочу пройтись по нему отбойным молотком, хочу отрезать ему пальцы по одному, хочу вырвать голыми руками его поджелудочную железу, затем легкие, затем желудок, затем сердце - и это лишь малая часть моих желаний.

- Все будет, - кивает Никифорыч и добавляет: и даже больше.

Пока мы разговариваем, парни заканчивают уборку. Конечно, стены квартиры уже никогда не будут похожи на те, что были раньше. В целом, крови нигде не видно, но запах смерти по-прежнему витает в атмосфере. Думаю, придется покупать новую квартиру для нас с Татьяной, если выживу.

- Кстати, тебе неплохо бы пожить пока в другом месте, - говорит Никифорыч, и на этот раз я с ним абсолютно согласен. - У тебя есть куда податься?

В голову сразу же приходит мое секретное гнездышко на всякий пожарный случай. Иногда я привожу туда молодых сотрудниц, желающих продвинуться по карьерной лестнице. Во мне нет маний Льва Соломоновича, поэтому все ограничивается банальным сексом.

Я киваю и говорю:

- Есть одно место. Думаю, там я буду в безопасности.

- Вряд ли, но лучше подстраховаться, - отвечает Никифорыч и дальше: береженого Бог бережет.

За окном белым-бело, поэтому я спрашиваю:

- Погода не меняется, да?

- Паршивая весна, Саня, - соглашается Никифорыч. - Такого не бывало уже лет пятнадцать, если мне не изменяет память.

Неожиданно вспоминается одна мелкая деталь прошлой ночи. Я говорю Никифорычу об этом:

- Слушай, этот карлик хорошо меня знает, - морщусь и продолжаю: он в курсе, что я читал запоем. Он прямо так и сказал, что, мол, ты, Саша, когда-то много читал.

Новая волна истерики накатывает, сдавливая горло. Этот черт изучал мою жизнь, ведь мало кому известно из неблизких людей, что в юности я упивался книгами. Возможно, он каким-то образом наводил справки обо мне, расспрашивал знакомых. А может быть, он умудрился выбить информацию из Инны, замучив бедняжку до полусмерти?

Моя сестра оказалась в плену у этого психопата. Уж не знаю, что он делал с ней, а ведь она не смогла даже сообщить мне, что творится. Достаточно было бы одного звонка, и все решилось бы, но я узнал о карлике только после того, как он крепко на меня насел.

- Интересно, - задумчиво говорит Никифорыч и предполагает: я уже упоминал об этом. Он действует не один, а с кем-то в кооперации. И это беспокоит меня больше всего, ведь Вова, похоже, сам открыл входную дверь, следов взлома нет. Его сообщник - очень близкий тебе человек.

Я ужасаюсь: сообщником может оказаться и Сергей, и Маша Кокаинщица, и Никифорыч и кто-то еще, кому я доверяю. Начинаю неумышленно пятиться к окну, подчиняясь инстинкту самосохранения. Никифорыч замечает это и говорит: