Анатолий Крысов - Белые медведи

С того момента жизнь превратилась в постоянный отсчет. Этим делом я занимался каждый день с утра и до вечера. Сначала я считал за завтраком, поедая омлет с зеленью, потом шел в школу и снова считал. Во время уроков я ненадолго останавливался, но стоило прозвенеть звонку, и я снова принимался за перечисление цифр в голове, иногда прерываясь для очередной словесной перепалки с одноклассниками. По дороге домой я покупал сливочное мороженое в хрустящем вафельном стаканчике и опять же считал. Дома меня кормили бульоном и котлетой с пюре, после выгоняли на улицу - поиграть с другими детьми. Я садился на скамейку, закуривал украденную у отца сигарету и считал, когда же, наконец, придет время чтения.

В то время мы с сестрой практически не общались. Наши отношения только начинали выстраиваться. Думаю, она ненавидела меня, ведь все внимание родителей доставалось не ей. Как-то раз она покрасила волосы в светло-фиолетовый цвет, но папа просто этого не заметил, а мама лишь сказала: «Тебе не идет, малышка». Общаться нам все же приходилось хотя бы по утрам, когда ругались из-за ванной. В этих стычках мы начали сближаться.

Вся моя жизнь с одиннадцати до четырнадцати лет состояла из очень длинного отрезка цифр и короткого отрезка букв, но я даже и не думал унывать. Я просиживал на скамейке положенный срок, а затем бежал к своим книгам. Тут обозначилась новая проблема: родители теперь отказывались ходить в книжную лавку, предлагая, в качестве альтернативы, спортивный универсам или магазин с игрушками. В ответ я лишь морщил нос и иногда плевал в след. Пришлось записаться в школьную библиотеку. Это был не лучший вариант в виду скудности ассортимента, но на худой конец сгодился и он.

Библиотекарша, маленькая бабушка в треснувших от старости очках, всегда с готовностью открывала каталог, чтобы отыскать что-нибудь особенное для своего любимого посетителя. Она отличалась потрясающей для ее возраста проворностью и ловко взбиралась по складной лестнице к самым верхним полкам, где хранилось все самое интересное.

К четырнадцати годам я перестал навещать милую библиотекаршу, так как ничего нового она уже не могла предложить, и, пользуясь появившейся свободой перемещений, переключился на другие заведения, которые имелись в зоне досягаемости. Я начал с районной библиотеки, затем переместился в городскую, а закончил самым большим в городе заведением подобного толка; оно находилось под управлением одного из университетов.

То место произвело на меня громадное впечатление. Помню, как зашел внутрь и замер, словно верующий в храме. Эти длинные коридоры, просторные залы, высокие-высокие стеллажи - все было до краев наполнено мыслью человеческой. Эхо доносило до моих ушей скрип половиц в читальном зале, кашель уборщицы в туалете, тихие шаги посетителей - и это лишь дополняло величественную тишину, окутавшую все помещение библиотеки. Тишина имела обволакивающее свойство: я шел сквозь липкое масло, которое плотным потоком спускалось сверху и заполняло все вокруг. Я будто плыл.

Начиная с того дня, я каждый вечер после школы просиживал в читальном зале до самого закрытия. А через два месяца родители предъявили мне обвинения в алкоголизме и криминальных связях, сказав:

- Ты - долбаный алкаш, и тебя надо лечить. Покажи вены и дыхни.

Я показал и дыхнул. Вены были девственно чисты, а изо рта у меня пахло чем угодно, но только не алкоголем. Тогда меня показали специалисту, но и это не принесло результатов. Меня спрашивали:

- Где ты все время пропадаешь?

- В библиотеке, - отвечал я.

Моим словам не верили. Даже когда я предъявил читательский билет, родители сказали:

- Тебе не обмануть нас своими штучками. Вы, бандиты, очень хитрые и изворотливые. Ты все придумал. Как же ты умудрился так опуститься? Как же мы не уследили? Мы были плохими родителями, но мы исправимся.

И, в конце концов, я был посажен под домашний арест. Мать каждый день приходила с работы пораньше и проверяла меня дома. Она следила за тем, чтобы мои зрачки были в норме, и не было перегара. Не давала мне шанса употребить эти сатанинские зелья. А все книги отец запер в подвале со словами:

- Наркоманское чтиво.

В ответ я мог лишь смеяться и поражаться, но протестовать смысла не имело - все было решено.

Инна понимала чудовищность моего положения и сочувствовала. Целыми днями она сидела со мной дома и разговаривала. На первых порах это давалось с трудом - слишком уж разными людьми мы были, но вскоре контакт наладился. Появилось интуитивное понимание друг друга.