Наталья Полесная - Ради красоты

– Я на работу, – сказал Белов у неё за спиной.

– Зачем? У тебя же сегодня выходной.

Отец не ответил. Янита загрустила, выключила огонь, хотя вода ещё не закипела. Она понимала, что нельзя больше ждать, когда её особенность, наконец, проявит себя в полную силу, нужно было действовать немедленно.

Выбежала из дома, на улице шёл дождь, она запрокинула голову, упругие капли били по глазам, губам, подбородку, отчаянно ласкали шею, чтобы через мгновение улизнуть, скрыться глубоко под футболкой. Янита не знала, что скажет бывшему преподавателю, как уговорит заниматься с ней, ведь родители не дадут денег на обучение. Значит, нужно будет устроиться на работу, бросить институт… Ах, пусть так, всё равно он только отнимает время!

С этими планами, с неотвратимой решимостью дошла до дома, на первом этаже которого располагалась художественная школа. Заветная дверь оказалась запертой. Яниту обдало жаром, она никак не могла предположить такой исход событий. Задыхаясь от бессилия, нажимала на звонок снова и снова, пока не открылась соседняя дверь.

– Чего звонишь? – спросила пожилая женщина. – Нет там никого, непонятно что ли?!

– Здесь раньше была художественная школа, – промямлила Янита.

– Была да сплыла, он ещё в том году в Москву уехал. Раньше приходить надо было.

Казалось бы, что ей стоило прийти сюда раньше, двадцать минут пешком, и вот она – та самая дверь. Нет никаких сомнений, что тонкая связь Яниты с миром, давно бы привела её сюда, если бы это хоть как-то могло повлиять на её судьбу. И конечно, девушка признается себе в этом позже, ну, а пока она повалилась на мокрый пол и нашарила в кармане маленький блокнот.

*

Звуки переливались, перемешивались и расходились то в одну линию, то в несколько, в них проявлялся качельный грохот, мелкий шорох кошачьих лап, раскаты грома и тысячи голосов. Яня потянулась за листом и провела по нему красной краской из ягод зверобоя, она была влюблена в свой материал. Благодаря тому, что отвар отстоялся, цвет выдался насыщенным. Обрадованная интенсивностью цвета, девушка начала накладывать на лист уверенные мазки: от светло-красного до бардового. Контраст создавал напряжение. Яня старалась не обращать внимание на то, что рука сегодня болела сильнее обычного. Не вытерпела, побежала к домашней аптечке за таблетками. Нашёлся только «Промедол», набрала шприц и вколола его в левую ягодицу. Успокоилась.

Вернулась к рабочему столу, схватила кисть и погрузилась в августовский закат. Цветовая гамма уплотнялась, и мало-помалу картина оживала, словно через открытое окно в квартиру проникало кварцевое тепло, запах опилок и жужжание комаров. Но этого было мало. Вот если бы кто-то помог, подсказал, как передать глубже ту красоту, которая переполняла её, этот мир, вселенную. Если бы она только научилась размножать этот свет…

– Мне кажется, или у тебя всё время играет одна и та же композиция? – с порога крикнул пьяный отец. Яня вздрогнула, затем вскочила со стула и кинулась в объятия к отцу.

– Нет, треки всё время разные. Музыка помогает мне рисовать. С моих глаз словно снята завеса. Вижу всю красоту в первозданном виде, как будто выпила белизну и очистилась. – С умилением смотрела на рисунок, точно определяя каждое созвучие на картине, пританцовывала то ли в такт музыке, то ли подстраивалась под контрасты цветовой материи. – Вот смотри…

Отец поднялся с места, не решаясь приблизиться к дочери.

– Странная ты всё-таки, Янька. Собирайся, пойдём шпану погоняем!

– Можно мне остаться дома?

Яня с трудом представляла, как она оставит картину незавершённой, ведь вдруг она станет тем самым бесконечным переживанием мира… Однако она слишком боялась оставлять отца без присмотра, уверенная, что без неё он в очередной раз попадёт в аварию. Что ни говори, но как бы Белов не был пьян, его заботило благополучие дочери, но, к сожалению, не настолько, чтобы не усмирить собственные желания и не садиться пьяным за руль.

Сырой воздух улицы, казалось, рвал землю, упирался в подъездный козырёк и уходил влево, где терялся в свете фар. Отец уже сидел в машине, врубив на полную громкость шансон. Яня до сих пор не могла понять, как бывший музыкант мог довольствоваться такой музыкой теперь.

Она села в машину и выключила магнитофон.

– А мама где?

– Как всегда нигде, – заржал.

Из-за брошенной дома картины Яниту как никогда раздражало дикое поведение отца.

– Хочу вот так умереть. На скорости вылететь из этой поганой жизни! – гоготал он, сильнее давя на газ.