Юрий Елисеев - В поисках Либереи

Редактор несколько деревянным голосом сказал:

– Да, да… оставьте её, пожалуйста, на столе. Я прочту и мы потом с вами всё обсудим.

Девушка с модной стрижкой «а-ля гарсон» походкой профессиональной журналистки подошла к столу и положила статью на край стола. В кабинете повисла двусмысленная пауза. Все смотрели, как обворожительная визитёрша, которая сильно диссонировала с деловой обстановкой кабинета, развернувшись, породистой походкой направилась к выходу.

– Мда, вот такие вот у нас кадры.. – задумчиво протянул редактор, когда молодое дарование вышло за дверь.

– Мда, – ещё раз повторил Рене и взгляд его стал осмысленным, – Но вернёмся к нашим баранам.

Он посмотрел на сидевших перед ним сотрудников.

– Вы двое, … чтобы вас уже завтра не было во Франции.

На следующий день, ближе к вечеру, новоиспечённый французский журналист с русской фамилией Кожемяка уже топтался на перроне Восточного вокзала у вагона № 5 поезда «Париж-Петроград». На перроне стояла беспорядочная суматоха, которую трудно спутать с любым другим человеческим действом: люди отправлялись в путешествие. Здесь был весь набор человеческих судеб, чувств и эмоций – Надежда, Боль, Радость, Слёзы и Расставание. Люди нагружённые баулами, чемоданчиками и кофрами стекались сюда со всего города. Вся эта масса, оторвавшись от насиженных мест, в едином порыве стремилось к вагонам, и предъявив билеты, размещались в чреве поезда. Пассажиры первого класса делали это с достоинство, так как их багаж несли дюжие носильщики в серых фартуках с бляхами на груди. Они зычно кричали требуя «дорогу» и шли впереди, расчищая дорогу важному пассажиру. Те, кто ехал вторым классом, довольствовались купе попроще, а так как третьего класса не было вовсе: желающие могли ехать на крыше, как это делали в России и Польше.

Александр увидел Ришара, когда тот подошёл к нему вплотную. В одной руке Ален держал большой баул, а в другой трость— только теперь Александр заметил, что агент немного хромает. Они предъявили свои билеты внушительному стюарду в серой униформе и вошли в вагон. Как и полагалось в вагоне первого класса: на полу была расстелена симпатичная ковровая дорожка, а на окнах коридора имелись жалюзи, которые при необходимости, можно было закрыть. Найдя своё купе наши герои побросали багаж и подошли к окнам выходящим на перрон. Ален, открыв окно, закурил сигарету и выпустил дым наружу. Александр смотрел на сутолоку последних минут, которая всегда усиливается перед отправлением поезда. Он увидел, как мимо пробежал сомнительного вида мужчина с большим коричневым чемоданом, а за ним, с большим отставанием, толстый полицейский, который надрывно и со свистом боролся с отдышкой. Парочка стоящая напротив окна продолжала целоваться не обращая ни на кого внимания. Они прощались. Увидев офицерскую русскую бекешу надетую на мужчину, Александр понял, что уезжает молодой офицер, из Русской бригады, вернее, из той уцелевшей её части, что осталась после поражения на «Линии Зигфрида». Они стояли обнявшись пока проводник не дал третий звонок. Офицер оторвался от возлюбленной и, подхватив свой кофр, побежал к дверям вагона. Поезд дернулся и офицер, покачнувшись, всё же устоял в дверях вагона и послал воздушный поцелуй девице стоящей на перроне. Через мгновение он улыбаясь подошёл к псевдожурналистам, радостный, возбужденный и и безумно молодой.

– Господа, я счастлив представиться— сказал он шутливо сделав реверанс, —подпоручик Якушев, Олег Алексеевич – прошу любить и жаловать. – подпоручик счастливо рассмеялся, как мальчишка и добавил:

– Чур я проставляюсь!

Александр переглянулся с Ришаром. Тот пожал плечами, мол— почему нет? От слова произнесённого, до самой выпивки – дистанция нескольких секунд. Не прошло и получаса, как компания, разогретая спиртным, уже знала все о графе Якушеве и его большой и дружной семье, о том, с какой радостью встретят дома вернувшегося с того света, выжившего русского солдата. Подпоручик быстро захмелел, и когда Александр с Ришаром вышли проветриться и покурить на какой-то станции, он мирно заснул на диване Кожемяки. Делать нечего – Александр ушёл в соседнем купе. Ночью ему не спалось, он вышел в коридор. За окном была вселенская темнота, лишь кое-где мелькали огоньки в домах, в которых этой ночью не спали. Часа в два Александра сморило и он ушёл в купе.

Утром он проснулся от того, что поезд резко дернулся и остановился. Диван напротив пустовал – вагон первого класса был едва заполнен на треть. Война вносила свои коррективы. В Европе, опалённой войной, путешествовали только самые смелые или те, кому ехать было «в край». С начала весны 1917 года согласно «Версальскому договору», Германия была обязана пропускать поезда по свей территории, но война продолжалась. Александр посмотрел в окно и увидел санитарный поезд из которого выгружали раненых. Похоже в Германии дела шли не очень. Во рту у поручика было ощущение, что там всю ночь гадили мерзкие коты, здорово пересохло и хотелось пить. Поискав глазами минералку на столике, он вспомнил, что вчера подпоручик наведывался в своё купе и притащил оттуда две бутылки «Луи Перье». Александр встал с дивана, и пошатываясь, побрёл в своё купе, где спали вчерашние собутыльники. Первое, что бросилось ему в глаза – валяющиеся на столе пустые бутылки и неестественная поза подпоручика Якушева. Он лежал выгнувшись дугой на диване, там, где должен был лежать Александр и открытые глаза его смотрели на угол столика, где валялись недоеденные вчера фрукты. Из груди его торчал предмет похожий на спицу.