Лина Вальх - Повешенный

Уилл тряхнул головой, пытаясь отогнать от себя сонливость, но смог лишь вызвать смех Натаниэля, пристально разглядывающего его лицо.

– Тебе нужно поспать, Уильям Белл, ты неважно выглядишь, – Натаниэль небрежно вдавил ногтем сигарету в поданную ему пепельницу, а затем перегнулся через стол, приблизившись к лицу Уильяма и вглядываясь в его глаза. – Доброй ночи. Надеюсь, для тебя она пройдёт лучше, чем для остальных гостей.

За спиной Натаниэля скользнули расплывчатые тёмные фигуры, а затем яркие вспышки громкими хлопками разорвались внутри головы, проносясь дрожью и звоном по каждой мысли, каждому воспоминанию вместе со слившимися воедино криками людей. Задать вопросов Уильям не успел, потому как поверхность стола неожиданно оказалась слишком близко от его лица, а резкая тупая боль пронзила нос и затылок, а вслед за ней пришла умиротворяющая тишина. Боль отступила – её место заняла тьма, поглотившая в себя все пространство бара и лицо нового знакомого Уилла, принёсшего с собой гораздо больше вопросов и загадок, чем когда-либо стояло перед Уильямом.

Вопросов, которые не стоило задавать.

Загадок, которые не стоило разгадывать.

– Доброе утро, господин Саворетти! Как ваше самочувствие?

«Надеюсь, что намного лучше, чем моё…»

Уильям Белл едва перешагнул двадцать пятый день рождения, когда он наконец заплатил месячную аренду за квартиру и нашёл постоянную работу в одной небольшой клинике на окраине города. Полный юношеского восторга и максимализма он не упускал случая воспользоваться всеми преимуществами своей молодости. Уильям Белл считал себя невероятно везучим человеком и никогда не боялся рисковать тем, что имеет.

Разумеется, если речь шла о покере.

Новенькая перьевая ручка скользила по шершавому листку бумаги, каждым своим отблеском вызывая у Уильяма острую резь в глазах, а тяжёлый кашель мужчины на больничной койке заставлял голову трещать и подозрительно хрустеть по неровным костяным швам, соединявшим такие же неровные костяные пластины, именуемые черепом. Мужчина что-то говорил Уиллу, но вместо слов он слышал лишь тягучий низкий корабельный гул, сопровождавшийся противнейшим скрежетом ржавой тупой иглы по пластинке граммофона.

Уильям предпочёл бы, чтоб сейчас он сам был пациентом, а не врачом.

Каждое движение глаз вызывало яркие и болезненные вспышки молний, перемежавшиеся с последующими раскатами грома по венам Уильяма. За это утро он уже опустошил не один стакан воды, а пачка сигарет закончилась на половину.

Щелчок колпачка ручки заставил Уилла поморщиться, и он тяжело вздохнул, потерев раскалывающуюся переносицу.

Буквы на бумаге плясали, не говоря ровным счётом ничего, и Уильям начал жалеть, что прошлой ночью решил провести время не в мягкой кровати. Уилл бессмысленным взглядом пялился на разлинованный лист перед собой, силился разобрать мелкие напечатанные на машинке слова, но видел лишь «аппендицит», «воспаление» и «хирургическое вмешательство».

– Что ж, мистер… э-э-э… Саворетти, – Уилл неловко замялся, бегло проскользив взглядом по выведенному на табличке на кровати имени, – кажется, все ваши показатели в норме. Вставать вам нельзя еще два дня, чтобы швы не разошлись. Сестра Грейс присмотрит за вами.

Уилл коротко улыбнулся поправляющей одеяло девушке, и щеки той мгновенно вспыхнули. Уильям тут же вернулся к планшету с карточками пациентов, но смог лишь вывести кривую подпись, тяжело вздохнуть и, бросив мистеру Саворетти короткий кивок, покинуть палату.

События прошлой ночи вспыхивали в памяти неясными образами, голоса людей сливались в сплошной гул, а во рту моментально становилось настолько сухо, что даже выпитое до последней капельки озеро Мичиган не смогло бы исправить ситуацию. Все казалось Уильяму неправильным, лишённым реальности и смысла. Он помнил как ступил через порог знакомого бара. Помнил, как привычно поздоровался с барменом и опрокинул в себя несколько стаканов виски. Помнил, как опустился за один из укрытых зелёным бархатом столов в ожидании очередной неосмотрительной жертвы, готовой прийти прямо к нему в руки.

Помнил бледные глаза.

Кожа Уильяма покрылась мурашками, волосы на шее встали дыбом, а внутри все скрутилось в болезненный узел в предвкушении чего-то неотвратимого, пугающего и до сих пор неизвестного. Уилл не помнил большую часть прошедшей ночи, а найденное на прикроватной тумбочке письмо не дало ему никаких ответов – лишь нестерпимо жгло сквозь плотную ткань халата цвета слоновой кости.