Джек Джордан - Не навреди ему

Кэлвин садится за стол и поочередно смотрит на каждую из нас.

– Спасибо, что пришли без предварительного объявления о встрече.

– В чем дело? – спрашивает Карин, бросая взгляд на часы.

– Нас сокращают? – спрашивает Белинда. В ее голосе отчетливо звучит паника, а еще хрипотца курильщицы, которая выкуривает по двадцать штук сигарет в день. Мне точно надо бросать, если я не хочу с возрастом быть похожей на нее. Даже смерть с косой поморщится, когда придет ее забирать.

– Нет, нет, – отвечает он, выставив ладони в успокоительном жесте. – Я со всеми в нашем отделении провожу встречи по поводу недавних краж в женской раздевалке.

У меня по позвоночнику поднимается жар. Когда он смотрит на меня, у меня дергается веко.

– Почему только с нашим отделением? – спрашиваю я. – Мы не одни пользуемся этой раздевалкой.

– Не одни, но мы посмотрели на даты и время, и выяснилось, что кражи происходят в период нашего дежурства.

Об этом я не подумала.

– Так, – говорит Кэлвин, складывая ладони вместе. – Хочу спросить: кто-то из вас замечал что-то подозрительное в последнее время? Или обнаружил пропажу вещей?

Я воровала у каждого, кто присутствует в этой комнате: деньги, сигареты, еду из общего холодильника. Я чувствую, что у меня горят щеки, и стискиваю зубы, чтобы сдержаться. Тело такой стукач. Сразу все выдает.

– У меня пропадали деньги, – выпаливаю я. – Не очень много, пять или десять фунтов время от времени. Я сначала думала, что ошибаюсь в расчетах, но потом начала записывать расходы и увидела, что не сходится.

– Так, – кивает Кэлвин, записывая мое заявление. – Вы кому-то об этом докладывали?

– Я сама только поняла. Как я уже сказала, я думала, что сама забываю, где что потратила.

– Понятно.

Он не смотрит на меня, поэтому мне сложно понять, поверил ли он моей лжи. Пытаюсь разглядеть малейшие признаки: не поднял ли он бровь, не сжал ли губы. Он ничем себя не выдает.

– У меня то же самое, – говорит Карин. – Небольшие суммы, как будто надеется, что я не замечу. Но после каждой смены я теперь пересчитываю деньги, и несколько раз не хватало пяти или десяти фунтов.

«Пять раз, – думаю я. – Я крала у тебя пять раз».

– У меня сигареты пропадают, – говорит Белинда.

Кэлвин бросает на нее недовольный взгляд. Белинда складывает руки на груди.

– Пропадают, Кэл, пропадают. Я курю двадцать штук в день, ни больше, ни меньше, и почти каждую смену недосчитываюсь одной или двух. Все вместе выходит прилично.

– Ну ладно, по крайней мере, теперь мы знаем, что она курильщица.

Самокрутка у меня за ухом жжет мне висок. Кончик ее указывает прямо на него. Я провожу рукой по волосам, пытаясь замаскировать самокрутку, осторожно, чтобы не смахнуть с насеста.

– Прошу прощения, – говорит Карин, наклоняясь вперед, – но вы только женщин опрашиваете? Ничто не мешает мужской половине персонала зайти в женскую раздевалку. Мы все знаем, что их код отличается на одну цифру.

Я убедительно киваю.

– 1-2-3-4 и 2-3-4-5. Не так уж сложно взломать.

– Вот именно, – добавляет Карин.

« Кто бы говорил, – думаю я. – У твоего шкафчика код 1-1-1-1».

У Кэлвина краснеют щеки.

– Мы поменяем коды. Но мы уверены, что преступник – женщина.

– Почему? – спрашивает Карин.

– Пропадают не только личные вещи, но и больничные запасы. Из тех, которыми пользуются только женщины.

Блин.

– Например? – произносит Карин.

У меня колотится сердце, и ремень сумки в моей потеющей руке становится влажным.

Отвратительная комната. Маленькая, душная. Я смотрю на окно за спиной у Кэлвина, но оно наглухо закрыто.

– В последние месяцы пропадали средства женской гигиены и только недавно… тесты на беременность.

У меня пылают щеки, я опускаю взгляд себе на колени.

– Понятно, – говорит Карин. – Ну тогда вам недолго осталось подождать, чтобы по воровке стало видно.

– Если эта женщина беременна, конечно, – отвечает он. – Тест был положительный…

– Кэлвин, – перебиваю я, – тебе не кажется, что это слегка неуместно? Сотрудницы больницы не должны чувствовать вину за то, что беременны. Если все об этом узнают, вы навлечете подозрение на всех беременных женщин в больнице. Это собрание превратилось в какой-то брейнсторминг, и я бы не хотела в этом участвовать.

– И я не хочу, – быстро вставляет Белинда, хотя я вижу по тому, как она все быстрее и быстрее качает ногой, что дело здесь не в морали, а в том, что ей хочется поскорее выйти на улицу и закурить.