Ши Эрншоу - Мрачные сказки

Но когда меня отделяют от нее всего несколько ярдов, я замечаю внутри движение. Из маленького домика выходит высокий худощавый человек; прикрыв рукой глаза от лунного света, он явно старается разглядеть меня лучше. Судя по виду, он поражен и насторожен не меньше меня. А за спиной мужчины проглядывает прибитое гвоздями к воротам полено с вырезанными в нем косыми буквами. Порезка неглубокая, попорчена непогодой, буквы едва читаются, но я в состоянии их различить. Каждая – доказательство того, что я нашел ее: забытую на пятьдесят лет коммуну. Легенду, сокрытую в лесной глухомани.

На полене вырезано слово – приветствие для того, кто сдюжил добраться так далеко: ПАСТОРАЛЬ. Однако человек, стоящий передо мной, не выглядит обрадованным. Готов побиться об заклад… Он сильно напуган.

Отрывок из книги первой цикла «Элоиза и Лисий Хвост»

Элоиза выползла из-под вышитого подсолнечниками одеяла, встала с деревянной кровати и на цыпочках прошла по полу. Лис явно испугался; острая мордочка пропала за стеклом. Но девочка высмотрела его. Стрелой промчавшись по двору мимо качелей, которые еще два лета назад установил ее папа, Лис устремился к кромке леса. У шеренги остроконечных деревьев он на мгновение замер и повел носом, словно поманил ее за собой. Пронзительные глаза Лиса сверкнули задорной хитринкой.

Элоиза покосилась на вишнево-красные резиновые сапожки, стоявшие у двери в спальню. Ей внезапно овладело сильное, почти неодолимое желание погнаться за Лисом. Но когда девочка вновь выглянула во двор, тот исчез. Как сквозь землю провалился. Или растворился в темноте…

Тео

Мне нравится смотреть на ее голову, покоящуюся на подушке. Твердый белый овал с каскадом каштановых волос, низвергающимся по загорелым плечам. Когда она спит, я порой не узнаю ее. Она – незнакомка в постели рядом со мной. Дышит ровно и тихо, ее грудь расширяется, как птица, сдавленная клеткой. Она – редкая диковинка, существо вымирающего вида. Женщина, которой я не заслуживаю.

В открытое окно старого фермерского дома задувает летний ветерок; в отдалении виднеется ряд раскидистых старых дубов, вставших строем вдоль границы нашей общины – линии, которую мы никогда не пересекаем.

Калла пробуждается, на левой щеке появляется милая впадинка-ямочка; жемчужные глаза – кристально чистые в утреннем свете – навевают образы, связанные с океаном: искры света, мерцающие на перекатывающейся волнами поверхности воды. Я непроизвольно подгибаю пальцы на ногах, словно погружаю ступни во влажный песок. Увы, это ощущение я могу себе лишь представить…

– Ты опять не спал ночью? – спрашивает Калла, проводя рукой по моим волосам.

Она делает это с неторопливой нежностью жены, не способной услышать мысли, бренчащие в моей черепушке: идеи, которые я никогда бы не высказал вслух, картины мест за пределами Пасторали, которые я иногда себе воображаю.

– Я думал о зиме, о снеге, – отвечаю я.

Чуждая мне маленькая ложь. Но моей жене не нравится, когда я завожу разговор о внешнем мире. Такие разговоры раздражают Каллу, она сникает, брови сдвигаются к переносице, разделяя лоб надвое заломом морщинки. Так что проще солгать. Ложь порой дается гораздо легче, чем правда.

– До зимы еще несколько месяцев, – мягко подсказывает мне Калла.

Впереди масса времени, чтобы заготовить дрова и заполнить погреб запасами на грядущие холодные месяцы.

– Я знаю.

Выскользнув из постели, Калла направляется к шкафу; старые половицы постанывают даже под ее легчайшей поступью. Моя жена необыкновенно красива в свете начинающегося дня. Выглядит моложе своего истинного возраста. Натянув обрезанные джинсы с карманами, протертыми до дыр за время бесчисленных стирок, Калла надевает тонкую хлопчатобумажную футболку. Нам постоянно приходится латать и штопать свои вещи в попытках продлить срок их службы на новый сезон. Другой одежды кроме той, которой мы располагаем сейчас, у нас уже не будет никогда.

Калла выглядывает в окно на поля, простирающиеся за домом, на плодовые деревья, с которых предстоит снять урожай, на развешанное на веревке белье, которое надо собрать и занести в дом, – рутинные дела ждут нас обоих. Уперев руки в бока, жена разворачивается и снова пересекает комнату, возвращаясь к кровати. Ее движения легки и изящны – Калла чувствует себя комфортно в этом доме, внутри этих стен. Я вглядываюсь в лицо жены. Поначалу его выражение нейтральное, ничего не отражающее, но уже через пару секунд ее верхняя губа изгибается в слабой улыбке. Словно Калла простила мне молчание. Простила все шальные мысли, блуждающие в моей голове. Она крепко целует меня в губы, проводит по виску пальцем, наматывает на него колечком прядь моих черных волос.