– Доверься мне, – прошептал он и привлек Ротке к себе, чтобы можно было коснуться губами ее лба.
Я последовал совету Джейка и просто больше не обращал внимания ни на что лишнее.
– Я все улажу с этими старыми дуралеями, а вы оставайтесь здесь – камин-то как хорошо горит! – молвил наш храбрый сын, наш золотой мальчик, и удалился на всех парусах с бутылкой лучшего фамильного бренди и коробкой сигар – обеспечивать наше совместное будущее.
Боюсь, однако, между ним и Маргарет теперь черная кошка пробежала, и друзьями они после этого уже никогда не будут.
Что до Ротке, то они с Джейком собираются обручиться, насколько я слышал. Более достойный, чем я, человек был бы счастлив за них. В конце концов, Джейк шесть лет был моим ближайшим другом. Но я не более достойный человек, и я за них не счастлив.
Сегодня во второй половине дня Ротке приходила ко мне. По глазам я увидел, что она плакала. Она попросила пройтись с ней немного. Мы углубились в лес за границами Гавани; я умолял Ротке сказать, что ее тревожит.
– Дело в Джейке, – сказала она, вытирая слезы. – Мы поссорились. Он не хочет, чтобы я говорила людям, что я еврейка. Ни его семье, ни, разумеется, этим евгеническим идиотам. «Дорогая, да никто же не знает, что ты еврейка, – сказал он мне. – Им и не надо знать. Ты совсем не выглядишь еврейкой».
Тогда я задал ей вопрос, действительно меня волновавший: правда ли ей так важно быть еврейкой, если она все равно не верит в бога? Как тебе хорошо известно, Корнелий, я никогда не понимал этой свойственной нам, американцам, одержимости тем, кто из нас откуда. Мы все отсюда , разве нет? Иногда мне кажется, что эта клановость, эта привязанность к прежней родине, к старым традициям, к кровным узам – просто страх, тот же самый страх, что заставляет молиться несуществующему богу. Помимо всего прочего я надеюсь, что наши исследования пророков и всего их непознанного сверхъестественного мира докажут: мы все одинаковые, c той же самой, одной для всех искрой внутри, которая не имеет ничего общего со странами и религиями, c добром и злом и прочими изобретенными человеком категориями. Мы сами творим свою историю – просто живя, на ходу.
Но Ротке все видит по-другому.
– Это для меня правда важно, Уильям, – сказала она. – Это часть того, кто я такая. Это память о моих родителях и дедах. Я не могу вот так просто взять и выкинуть их вместе со всей их борьбой. И если я выйду за Джейка, боюсь, я буду вычеркнута из этой книги.
Она снова принялась тихонько плакать. Я не знал, что мне делать. Я вообще-то не большой специалист по плачущим женщинам, особенно по тем, которых втайне люблю. Не успев опомниться, я уже ее целовал. Да, целовал невесту моего лучшего друга. Это было совсем не по-джентльменски, Корнелий, и знаю, что ты этого не одобришь. Хотелось бы мне сказать, что я очень сожалею о своем поведении… Да вот только это не так.
Ротке вырвалась из моих объятий, вся раскрасневшись – и совсем не от холода. Я, разумеется, рассыпался в извинениях, и через некоторое время она достаточно пришла в себя, чтобы сказать:
– Думаю, нам пора назад.
Ты предупреждал, что страсти рано или поздно возьмут надо мною верх, Корнелий.
Джейк весело поздоровался с нами по возвращении. Он был в приподнятом настроении, практически ребячился.
– Ну вот, – воскликнул он, хватая Ротке и кружа ее в вальсе по комнате. – Теперь у нас есть деньги.
Я отвел взгляд. Как только научишься куда-то не смотреть, c этим становится проще.
Джейк похлопал меня по спине.
– Это начало всего. Тебе не о чем беспокоиться, всеми делами буду заниматься я. Тебе совсем не придется общаться с этими Основателями. Я велел подать в гостиную шампанское. Давай найди Маргарет и встретимся там.
Джейк хочет денег для своих экспериментов и открытий, для строительства исключительной, несокрушимой Америки. Маргарет, жертва не самой блистательной стороны нашей истории, хочет доказать, что все люди были сотворены равными. Ротке хочет понять иной мир и свои собственные способности. Что же до меня, то мои амбиции поистине велики, но бесформенны. Я вообще не знаю, чего я хочу – кроме женщины, которую не могу получить.
У меня вышло очень нескромное письмо, Корнелий. У шампанского был превосходный винтаж, и я сильно пьян. Впрочем, какая разница. Ты все равно не ответишь на него, как не ответил ни на одно из моих поползновений. Скорее всего, ты их даже не читал.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу