Либба Брэй - Логово снов

– Ну, теперь, когда мы все здесь, – c нажимом возвестил Уолли, – давайте пройдем «Страну Мечты» с первой цифры.

Танцовщицы рассыпались по позициям, подтягивая шаровары и проверяя чечеточные туфли. Все страхи Генри испарились, уступая место радостному возбуждению. Он раскрыл ноты. Наконец-то его песню взяли в шоу! Пальцы вспорхнули над клавишами, волнение улетучилось, он заиграл. Девушки-хористки запели, задорно колотя подметками в пол:

Дыхание у него сперло, будто Генри дали под дых. Песня была кошмарна… Его песня… И они испортили ее у него за спиной! Генри оборвал мелодию.

– В чем дело? С ритма сбился? – ядовито поинтересовался Уолли. – Или тебе снова дурно?

Генри ткнул в партитуру.

– Это не мои слова. Где та песня, которую я написал?

– Ну, Герби ее малость пригладил.

– Она была недостаточно отделана. Я придал ей чуть-чуть живости и энергии, – сообщил с заднего ряда Герби Аллен, восседавший там с таким видом, словно он сам мистер Зигфельд.

На сцене все застопорилось.

– Да в чем дело-то? Мы репетируем или нет? – вопросила одна из девиц.

Уолли погрозил ей пальцем.

– Генри, играй песню.

– Нет, – сказал Генри; слово это так редко бывало у него на языке, что ощущение оказалось на редкость удивительным. – Я хочу играть мою песню.

По шеренге хористок пробежал шепоток.

– Всякому рано или поздно бывает нужна помощь. Не принимай это на свой счет, старина, – проронил вальяжно Герби.

Генри вообще-то не был склонен к насилию, но тут испытал непреодолимое желание хорошенько врезать Герби по самодовольной роже.

– А как мне еще это воспринимать, Герберт, когда ты надругался над моей песней?

– Ну, послушай, парнишка…

– Я тебе не парнишка, – прорычал Генри.

Играющий состав молча переводил глаза с Генри на Уолли, на Герберта и обратно.

Внезапно с самого заднего ряда прогудел голос мистера Зигфельда.

– Мистер Дюбуа, вы – репетиционный аккомпаниатор. За музыкальные интерпретации я вам не плачу.

Импресарио промаршировал по центральному проходу и встал посреди зала, как капитан бунтующего корабля на мостике.

– Нет, мистер Зигфельд. Я – композитор. И мои песни гораздо лучше вот этого дерьма.

Какая-то хористочка со Среднего Запада отчетливо ахнула.

– Простите мою лексику, – быстро добавил Генри.

Мистер Зигфельд наградил его суровым взглядом.

– Ваше время еще придет – если вы научитесь себя вести, мистер Дюбуа. А теперь вернемся к нашему номеру. Нам еще целое шоу репетировать.

И великий Зигфельд повернулся к сцене спиной. Танцовщицы быстро стасовали порядки и встали в композицию. Вот и все, Генри только что указали его место, и спорить тут не о чем.

Ты поступишь в юридическую школу. Ты будешь чтить имя семьи. И ты больше никогда не увидишься с этим мальчиком , прогремел у него в голове голос отца.

– Мистер Зигфельд! – позвал Генри, подымаясь с табуретки. – Вы все говорите, что добавите еще моих песен в шоу, но что-то удача меня упорно минует. Она почему-то все время поворачивается к кому-то другому.

– Генри… – начала было Тэта, но предостерегать его уже было поздно.

– Я устал ждать, сэр. Если вы не хотите моих песен, что ж, надо полагать, я и сам вам не нужен. Раз так, я собираю вещи и отчаливаю.

Великий Зигфельд даже с кресла не встал.

– Желаю удачи. Но рекомендаций вы от меня не получите.

Тэта процокала на авансцену на своих чечеточных каблуках и приставила ладонь козырьком к глазам, чтобы спастись от яростного театрального света.

– Он просто устал, Фло. Он вовсе не это имел в виду.

– Не смей говорить за меня, Тэта. Я сказал то, что хотел.

– Вы можете быть совершенно свободны, мистер Дюбуа. Герби, не поиграешь нам немножко? Уолли, c первой цифры.

И музыкальный кошмар начался по новой.

Генри вихрем пронесся по проходу и вылетел из дверей на шумную Сорок Вторую. Громадная вывеска полыхала у него над головой; черные буквы в фут высотой возвещали «СОВЕРШЕННО НОВОЕ РЕВЮ».

– Совершенно новое! – проорал Генри в лицо прохожему, который воззрился на него, как на полного психа. – Так и есть, парни! Подходите! Наддайте! Мы знаем, что вы раз, два, и соскучились. Игрушки уже не блестят, не радуют. Даже сейчас вы спрашиваете себя: ну и что дальше? что я пропустил? насколько важным я себя с этого почувствую?