Либба Брэй - Логово снов

Существо, бывшее некогда Норой Ходкин, позади него испустило еще один визг, так и запрыгавший по тоннелю от стенки к стенке. Натан уже был трезв, как стеклышко: ужас омыл рассудок просто невиданной остротой. Меж бетонных колонн по обе стороны рельсов пульсировали какие-то зеленые вспышки. Поезд?

Новые голодные рыки и пронзительные демонические вопли навалились волной из темноты, практически бросив его на колени.

Нет, не поезд… Еще другие, такие же, как она!

Он уже слышал стремительное клац-клац-клац , неприятно похожее на очень много когтей, на бегу стучащих по кирпичам. Она позвала своих… Боже всемогущий! Они уже настигали: до Натана доносилась ни с чем не сравнимая вонь. Внезапно Нора Ходкин одним прыжком прянула вперед, отрезая ему пути к бегству… Она пыталась заговорить! Голос выходил изо рта натужным бульканьем – это огонь пожирал последние остатки топлива:

– Ты… должен… спать!

Дальние фары поезда лизнули рельсы – слишком далеко, чтобы от них была хоть какая-то польза. Ночь вспучилась другими чудовищами – бледными, светящимися, изношенными остовами, крадущимися из мрака, ползущими по потолку и стенам подземки – голодными… Бесовский шелест их голосов вырос в оглушительную какофонию, когда они фосфоресцентным дождем посыпались на землю.

Нора улыбнулась Натану и раскрыла объятия.

Земля во Флашинге (это, если что, Квинс) была плоская и самая что ни на есть подходящая для дела: ничто не встанет на пути героических устремлений. Экскаваторы уже маячили по краям участка, готовые приступить к расчистке пути в светлое завтра – каким его видел Джейк Марлоу. Посреди пока еще чистого поля возвышалась наскоро сколоченная деревянная платформа, несшая на себе господина мэра и весь городской совет вместе с ним, c нетерпением ожидавших прибытия мистера Марлоу. Посмотреть, как их герой будет закладывать выставку «Будущее Америки – 1927», явилась огромная толпа. Почти каждый держал в руках маленький американский флажок на палочке, а небо над их головами было такое синее, словно еще не просохло от краски.

– Он уже тут? – спросила Лин, вытягивая шею и пытаясь хоть что-то разглядеть из-за возвышавшихся перед нею спин.

– Может, подберемся поближе? – предложил Генри.

– Давай, а? – взмолилась Лин.

– Мистер и миссис Чань, – вежливо обратился к ним Генри. – Разрешите, я провожу Лин поближе к сцене?

– Это было бы так мило с твоей стороны, Генри, – сияя, сказала миссис Чань.

Он устремился вперед, рассекая толпу; Лин, поспешая за ним, оглянулась. Отец улыбался; мама махала флажком.

– Кажется, она уже планирует нашу свадьбу.

– Ну, если это поможет тебе чаще выбираться из дому, я могу притвориться, что совершенно потерял голову. Готовься, женщина! – И он тут же уставился на нее осовелым стеклянным взором, раздувая ноздри, как киногерой в приступе жестокой страсти.

– Ты выглядишь так, будто у тебя газы, – Лин в отвращении скривила губы.

– Это мой специальный тайный любовный взгляд. Я его называю «Из самой утробы любви».

– Генри?

– Да, mein Liebchen ? [43]

– Лучше просто отведи меня к Джейку Марлоу.

– К этому мерзавцу? Я встречусь с ним во поле на заре! – Генри соорудил из пальцев пистолет и уставил его в небо, готовясь целиться и палить.

– Давай поторопимся, я не хочу все пропустить, – сказала Лин.

– Что ж, да будет так, – рука его упала. – Пусть себе живет. Сюда, миледи!

– Ты уже поговорил с той сумасшедшей женщиной?

– Нет. Испугался, что если зайду к ним сегодня утром, то застряну до вечера – гостем на кошечкином юбилее или на лекции по древнему искусству мумификации – и пропущу вот это все, – сказал Генри, пробившись вместе с Лин в первый ряд и широко ухмыляясь. – А я знал, что это ты пропустить не захочешь.

Мэр Джимми Уокер шагнул к микрофону и забухтел долгую невнятную преамбулу, закончившуюся словами, от которых пульс у собравшихся так и прыгнул вверх:

– А теперь человек, не нуждающийся в представлении. Мистер… Джейк… Марлоу!

Толпа взревела и отчаянно замахала флагами. Воздух встрепенулся и расцвел алым, белым, синим. Солнце светило ему в затылок, когда Джейк Марлоу вступил на платформу, снял шляпу, пробежал ладонью по гладким вороным волосам и взмахнул рукой, приветствуя собрание жестом прирожденного героя. Ответом стала буря аплодисментов. Толпа готова была обожать даже самую мысль о нем.