Князь Процент - Жёлтый

В таком случае, продолжаю я, можно сочинять историю, рассказывать ее соавтору, давать последнему указания, а самому редактировать черновик.

Этот вариант тоже не устраивает Промилле. Впервые я вижу его настолько эмоциональным. Как выясняется впоследствии, Канцлеру нравится считать, что испытывать сильные чувства он способен лишь в связи с искусством и творчеством.

Соавтор может украсть наработки Промилле, поясняет мне собеседник. Кроме того, в Канцлере намертво сидит мысль о недопустимости обсуждения текста до его написания. Наконец, моему клиенту противна идея присваивать плод чужого творческого усилия. Он не готов делать это даже на возмездной основе и при условии последующей переработки. На первых порах карьеры Канцлер совмещает практическую деятельность с работой над кандидатской диссертацией и несет извечное аспирантское послушание: пишет за уважаемых докторов юридических наук изрядное число статей и несколько монографий. Такое творчество (хоть и научное, а не литературное) под рядом псевдонимов отбивает у Промилле охоту к любому соавторству.

Таким образом, в понимании Канцлера – феноменального нарцисса и эгоиста, терпеть не могущего родителей (говорю я, забегая вперед) и сожалеющего о своем разводе лишь из-за того, что в браке он успевает написать один роман, а не два (к этому суждению моего клиента я тоже скоро вернусь), – главная стоящая перед ним дилемма может быть сформулирована так: лишать себя наслаждения от чтения книг других писателей и испытывать дискомфорт, занимаясь творчеством, чтобы создать источник высшего удовольствия (собственную книгу), или же вволю читать чужие тексты и не знать ни высшего удовольствия, ни связанного с творчеством дискомфорта.

(Бьюсь об заклад, иным читателям с прошлой главы любопытно, явлюсь ли я снова. Что ж, являюсь. Желание поиграть во Льва Толстого и прочих предпочитавших точкам кляксы старых мастеров часто оборачивается не успехом, а конфузом. Чем длиннее фраза, тем выше риск сделать ее непропорциональной и дурной. Например, предыдущее предложение рассказчика испорчено не только математическими знаками, но и обрамленным тире большим приложением.)

Из раза в раз я пытаюсь пробиться сквозь эту дилемму к взаимоотношениям Промилле с людьми. Долгое время мне кажется, что именно проблемы с женщинами и родителями (не высказываемые моим клиентом, но оттого не перестающие быть реальными) составляют настоящий запрос Канцлера. Признаюсь, я до сих пор считаю, что так оно и есть.

Промилле, стоит отдать моему клиенту должное, признает наличие шероховатостей в отношениях с близкими людьми и негативное влияние этих шероховатостей на качество его жизни. Однако всё в глазах Канцлера меркнет перед противостоянием желания обладать собственной книгой и нежелания писать ее.

На страницах этих заметок упоминается другой мой клиент из числа писателей. Я именую его Вениамином Громомужем. Случай Вениамина имеет место в моей практике задолго до нашего с Канцлером знакомства (к обстоятельствам которого пора бы уже перейти). Я отлично помню историю Громомужа. В ней есть изрядное сходство с казусом Промилле.

Родители Вениамина увлекаются православием, когда сын ходит в среднюю школу, и превращают воспитание ребенка из светского в религиозное. Этим они наносят юному Громомужу тяжелую психологическую травму – мальчик, до того добрый, ласковый, общительный, становится озлобленным, отчужденным, скрытным и, что больше всего огорчает отца и мать (в отличие от родителей Канцлера, высокопоставленных), невосприимчивым к церковным канонам.

Уровень религиозности Промилле мне оценить трудно. Мы говорим о влиянии запоздалого православного воспитания на его жизнь, однако обсуждение своих нынешних взглядов на религию в интересы Канцлера не входит. У меня складывается впечатление, что Промилле вырастает свободным от церковной догматики, и я при всём толерантном отношении к вере (под которой понимаю скорее индивидуальную духовную практику, чем евхаристическое общение со сварливыми пожилыми прихожанками православных храмов) нахожу в этом большую победу моего клиента над собой и обстоятельствами.

Последствием агрессивных попыток родителей перевести воспитание детей-подростков на религиозные рельсы становится ослабление способностей Канцлера и Вениамина к устной коммуникации. У последнего эта особенность выражена наиболее ярко. Он буквально утрачивает способность говорить, когда диалог уходит от функциональных предметов. В таком случае Громомуж молчит, даже если хочет пообщаться с симпатичным собеседником.