Наталья Веселова - Предпоследний Декамерон

Он ловко бросил тренированное тело в люк и стал быстро спускаться – вот уже круглая, почти наголо под машинку стриженная голова оказалась прямо у резиновых сапог Станислава – и тот спохватился, выдавил дрогнувшим голосом:

– А если… Если не крикнете?..

Голова неприятно улыбнулась, приглушенный свет упал сквозь поредевшую листву на сразу прижмурившиеся сталистые глаза:

– Ну, значит, меня там едят уже.

Тонкий пластмассовый фонарик, весной купленный у коробейника в полупустом вечернем вагоне московского метро между «Щукинской» и «Октябрьским полем», дрогнул в руке историка:

– Ну и шутки у вас, – напутствовал он быстро уменьшавшийся в темноте освещенный белым небольшой живой шар.

«Иду я сейчас, Василий Иваныч, по полю, и вдруг навстречу мне настоящий колобок катится! Я ему и говорю: Колобок, Колобок, я тебя съем! А он меня – матом…» – «Дурак ты, Петька, лучше бы помог Котовскому окопы рыть!» – очень кстати вспомнился Стасу анекдот, услышанный еще в детском саду во время тихого часа от бойкой девочки, лежавшей на соседней кровати…

* * *

Обратный путь опытный Макс укоротил со знанием дела: буквально за десять минут вывел выбившегося из сил, но упрямо продолжавшего храбриться Станислава на знакомую просеку, залитую ровным прохладным светом белесого сентябрьского солнца, – а там шли уже по прямой до латаной асфальтовой дороги, ведущей к высоким ржавым воротам с облезлой надписью: «Садоводческое товарищество «Огонёк»» и печатным плакатом, прикрученным проволокой к прутьям и защищенным полупрозрачным полиэтиленом: «Очаг особо опасного инфекционного заражения»; снизу, для вящего устрашения, был изображен злобно оскалившийся черный череп…

Потянув на себя визгливую створку, мужчины спокойно прошли в очаг и зашагали по заметаемой ранним листопадом гравиевой дорожке. Они уже не помнили, когда перешли на свойское «ты», – вероятно, еще там, в замечательном советском бункере. Теперь говорил, в основном, обычно немногословный Максим, незаметно, но с полным правом захвативший лидерскую позицию.

– Цены нет твоей находке, – ровно звучал его сипловатый тенор, странный в таком солидном мужике, достойным, по крайней мере, звучного баритона. – Крышка люка ударную волну задержит, не только химию. Спасибо большевичкам, на века убежища строили. Надо же, вентиляция работает – и свет включается, хоть и тусклый. Сдыхает, наверное, аккумулятор… А уж канализация! На дачах у некоторых дырки в будках, а тут унитазы со сливом… Должна быть где-то дизельная с генератором, у которого запас топлива лет на дцать… был… и прочие обеспечивающие системы: вода опять же, фильтрация воздуха – и где это все? («За той дальней дверью со штурвалом – где еще…», – ввернул Станислав.) Да уж, штурвал прямо как приваренный… Ну, будет время – дверь эту мы разъясним… – Максим искоса глянул на товарища: понял ли тот прозрачный намек на то, что и он, Макс, не дуболом какой-нибудь, а тоже классику в школе читал… или смотрел, какая разница – но спутник его никак не прореагировал, лишь очки под русым с проседью чубом поблескивали. – Что мы имеем? Пищеблок с кастрюлями – то-то жены наши порадуются. Коммутаторная с пультами и телефонами – не удивился бы, если б не мертвые оказались, – но это уж действительно из области фантастики. И целых пять кабинетов со столами и стульями, в одном даже ретро телевизор есть, а в другом – целый диван из клеенки, видел? Минимум неделю придется там прокантоваться, пока вся дрянь осядет. Ихнюю дезинфекцию можно и не пережить, а у меня Катюха на сносях… Не зря та, последняя машина проезжала – верю я ей. Вот ни в чем другом не поверил – и правильно сделал, а тут верю. Не сегодня – завтра приедут и зальют здесь все. Передавали же по телику с месяц назад примерно, что теперь для надежной дезинфекции требуется пятикратная доза… Мы, как клопы, и передохнем, если им не сдадимся. А сдаться – это в утилизатор. Я-то что, а вот Катюхе там верная смерть, и сыну тоже… («Точно – мальчик?») На УЗИ сказали… Да, и поторопиться бы неплохо – прямо сегодня начнем собирать барахло, припасы всякие, да и таскать их туда потихоньку, а то не ровен час…

Упомянутая машина старательно объехала все закоулки притихшего садоводства уже дважды. Сначала – неделю тому назад, после того, как на тринадцатой линии (вот и не верь после этого в несчастливые числа) некоторое время постояла другая – защитного цвета с пунцовыми крестами – военизированная «скорая помощь». Люди в резиновых противочумных костюмах и полноценных противогазах выкатили через резную калитку симпатичной крайней дачки высокие носилки – мелькнуло и исчезло только страшное, иссиня-серое лицо инженерши из Тушино в кислородной маске – а за носилками уныло прошли две ее дочки-погодки… Раз в неделю до того случая все регулярно сталкивались с ними у автолавки, тогда еще исправно объезжавшей окрестные незараженные садоводства, где укрывались от мора счастливые владельцы подмосковных дач, – поэтому территория и была сразу признана зачумленной и отрезана от внешнего мира. Первая приехавшая после «скорой» казенная машина пролаяла приказ для жителей собраться через день на площадке у ворот «для установления контактных лиц»… Многие не ожидали подвоха и простодушно явились в назначенное время, ожидая, что им просто нацепят на запястье неснимаемые браслеты для отслеживания передвижений и объявят о строгом карантине, нарушать который никто и сам не горел особым желанием. Все оказалось несколько драматичней: из прибывшего загримированного под передвижной медицинский пункт бело-красного грузовичка неожиданно посыпали накачанные парни в химзащите, с автоматами наперевес – и буквально за минуту доверчивые граждане, подталкиваемые железными стволами, были загнаны в крытый кузов (наблюдавший из-за живой изгороди соседский мальчишка слышал, как несчастные колотились внутри, будто в газовой камере), – и грузовик невозмутимо отбыл развозить пойманных по обсерваторам, быстро и метко прозванным в народе «утилизаторами», ибо пока никто не видел ни одного человека, вырвавшегося оттуда на своих ногах или даже ими же – но вперед…