Акулина Вольских - Мэтт

От эмоций я вырубился ещё до полуночи. Поджав колени, устроился на старом тряпье, надеясь, что завтра всё изменится.

Не изменилось. Разумеется. Весь следующий день болтался по городу без дела, решая, как быть дальше. По возвращении, заметил на полках сарая новые ящики, большой диодный фонарь и, что самое главное – тёплое одеяло, свернутое в рулон. Хоть стоял уже конец июня, и днём хватало штанов и футболки, ночи на земле были холодными. Без долгих размышлений, размотал одеяло, соорудил постель и принялся изучать содержимое ящиков.

Фрукты в сиропе, ветчина, кукурузные хлебцы, несколько упаковок шоколадных батончиков, соки и бутилированная вода. Желудок тут же выразил своё отношение к находке громким урчанием. Я достал нож, вскрыл одну из банок с ветчиной, открыл хлебцы и уминал почти деликатес, быстро орудуя челюстью. Закончив, собрал пустые банки и пакеты, сложил их к выходу, чтобы утром выбросить. Перед сном перелистал знакомые страницы журнала под ярким светом фонаря и улёгся спать.

Уснуть долго не получалось. Я проматывал в голове события последних дней, чередуя в мозгу злость и обиду. Ненависть к системе и самому себе сжирала изнутри.

Поскольку моя школа находилась на границе района, учились в ней не только дети из гетто, но и отпрыски так называемой «интеллигенции». Как, например, Чарли Прайм, сын местного бизнесмена. По стечению обстоятельств, в одном из магазинов его отца работала моя мать.

Когда в начале учебного года классы перемешали, мне «повезло» попасть учиться вместе с Чарли, тогда как мой друг и сосед, Малкольм, остался в параллельном. И вот тогда снова начался ад. Но уже обоюдный.

Прайм был новеньким, однако уже в первые пару недель умудрился сколотить свою банду. Каждый член этой группировки считал своим долгом ткнуть носом любого чернокожего из гетто, указать на его происхождение, при этом не выбирая слова. Будто то, что мы жили в менее благополучном районе города, должно было непременно наложить свой отпечаток на каждого. Без права обжаловать вердикт. И если кто-то из одноклассников предпочитал молча сносить оскорбления, в надежде, что травля прекратится, то мне претила такая политика. Как только точка кипения была достигнута, выплеснул на сопляка всю свою ярость, о которой другие ученики школы знали не понаслышке.

Так продолжалось год. Прайм со своей стаей подпевал донимали чёрных, а я отвечал ему по мере сил, изредка находя поддержку среди других жертв стереотипов. Нередко сам отгребал, что только повышало озлобленность. Администрация школы намеренно закрывала глаза на происходящее. Крайним чаще всего был я, поскольку Чарли помимо любви задирать, обладал ещё и таким качеством, как трусость. Доносил при первой же возможности, извращая ситуацию в свою пользу. И, как водится, верили тому, кто жил под покровительством респектабельного отца.

В последний день учёбы предел моего терпения был достигнут. Очередная попытка унизить, высмеять меня, закончилась для Чарли разбитым в кровь носом и воплями. А дальше – вызов к директору сначала меня, потом родителей обеих сторон, взаимные упрёки и спихивание вины. В итоге, виноватым, как всегда, признали меня. Успокаивало только то, что в отличие от Прайма, моё чувство собственного достоинства осталось при мне.

Мысли изматывали и без того уставший организм. Так что заснул я около двух или ещё позже. Одеяло согрело, сделав пребывание в холодном сарае более комфортным, а сон крепким и глубоким. Что в итоге вышло мне боком. Я проснулся от того, что дверь сарая распахнулась, заливая уличным светом узкое помещение. Соскочил на импровизированной постели, спросонья не понимая, что случилось. Потом дошло. Проспал. Банально не услышал бой часов и проспал дольше, чем планировал. Хотел было рыпнуться к ходу под стеной сарая, но не успел. Замер, разглядев в дверном проёме высокий мужской силуэт и судорожно гадал, чем обернётся для меня моё вторжение в чужую частную собственность.

Утренний свет мешал разглядеть лицо незнакомца. Я прищурился, медленно отползая к дыре в полу.

– Эй, – сказал мужчина мягким голосом. – Не бойся меня, парень.

– Вы кто? – спросил я зачем-то, отчётливо понимая, кто передо мной стоит.

– Меня зовут Джек. Это мой сарай.

В его тембре не было ни капли недовольства или гнева. И это мне в тот момент показалось странным. Продолжая перемещаться к выходу под стеной, я не сводил глаз с человека. Разглядел на нём застиранную рубашку в крупную клетку, серые рабочие брюки с карманами. Он шагнул через порог, и теперь я мог рассмотреть лучше его лицо. Белый. Светлые глаза, густые, с проседью, брови и пышная борода. Не такая ухоженная, как у мужчины с обложки.