– Моё сердце принадлежит тебе.
Бет повернулась на голос и увидела Тима, здорового и невредимого. Теперь он не играл – это был привычный ей Тим с его всегдашней лучезарной улыбкой. Casual.
Но Элизабет не разделяла всеобщего торжественного настроения. Ей стало так обидно за всю эту пошлость – казалось, что щёки сейчас сгорят от стыда.
Маски чаков, недавно такие страшные, теперь воспринимались карикатурно.
Над её чувствами посмеялись? Прилюдно! Её мечта – вот эта копия тела Тима, сделанная по последнему слову биотехники?
Чувствуя себя глупо, униженно, тем более находясь в возбужденном состоянии, Элизабет хотела поскорее сбросить с себя эту чувственную атаку. Клокоча и трясясь от злости, еле сдерживая слёзы, ей теперь было просто рубить с плеча, без всяких терзаний и лишних дум:
– Ну ты и придурок! Чтобы глаза мои больше тебя не видели! – сказала Бет как на духу.
И дальше всё случилось очень быстро; никто потом понять не мог – как так вышло?
Не помня себя, Элизабет развернулась на месте и со всей горячностью поспешила вон. Чувства были настолько сильны, что она плохо владела собой. Преодолев лестничный пролёт с помоста, она шагнула дальше и оступилась на первых же высоких ступеньках пирамиды.
«Не хватает ещё упасть перед всеми!» – такая мысль промелькнула в её голове.
Горизонт покачнулся. Не успев толком сгруппироваться, она полетела вниз. После первого же удара в падении Элизабет стало заметно нечто противоестественное – похоже, она сломала себе шею. Злой рок стал раскручивать её тело всё быстрее и быстрее. Сотни взглядов буквально изрешетили её одинокое тело.
От безвольно летящего вниз, как кукла, тела люди, стоящие на площади, в ужасе ахнули. Все поняли – случилось непоправимое. Актёра, игравшего Шипе-Тотека, не успели ещё предупредить о случившемся – он продолжал свой дикий танец, в угаре размахивая клинками в руках. Безжизненное тело, одетое в белый уйпитль, разухабисто выбросило на землю с неправдоподобным шлепком прямо перед ним…
Play
The Chemical Brothers – I’ll see you there
Возвращение в будущее
Прекрасный солнечный день на острове Родос. Оливковые рощи и бирюза моря, которую рассекают множество торговых галер, обрамлены аркой балкона и вьющейся по ней ветвью винограда. Освежающий ветер слегка полощет алую занавеску.
Камера поворачивается на сто восемьдесят градусов, и зрители оказываются в просторной студии древнегреческого художника Протогена. Само вдохновение украшает стены – чудесной красоты фрески. Всё пространство заставлено статуями и картинами; со стеллажей смотрят раскрашенные бюсты, а на столах – множество сосудов и свёртков.
Между хозяином и его гостем Апеллесом происходит дружеский разговор, во время которого Протоген с тёплой улыбкой признаёт себя побеждённым. За спинами художников стоит мольберт с загрунтованным холстом.
Оператору пришлось очень близко наехать камерой на холст, чтобы стал виден предмет их спора – на сером квадрате нарисованы три разноцветные линии – одна тоньше другой. Объектив приблизился к картине до такой степени, что в кадре стала заметна фактура досок.
Голоса двух друзей стали стихать. На смену пришли звуки электрических разрядов.
Хм… Откуда они доносятся? Интересно…
Ещё более интересные события стали происходить далее.
Чтобы поймать в кадр все эти метаморфозы, оператор отводит камеру назад, и становится ясным: сам холст – источник этих знакомых нашему слуху современных звуков.
Линии на картине стали расширяться; по полотну забегали синих оттенков электрические дуги. Встречаясь друг с другом, они осыпали пол искрами.
Мы оказывается уже не в мастерской Протогена, а в каком-то тёмном и душном помещении, в котором это световое шоу смотрелось выразительнее.
Белый квадрат стал успокаиваться – электрические дуги прекратили треск. Линии на картине постепенно приняли первоначальный облик. От полотна лишь исходил белый призрачный свет, который внезапно загородила знакомая нам фигура.
Одета она была по новому – в тунику, но черты лица узнаваемы – это же наш старый знакомый! В какую переделку он попал на сей раз?!
Поднявшись с пола, Александр закашлялся – помещение было очень задымлено: в белом свете картины это было хорошо заметно.
В Эрмитаже был «Чёрный квадрат», тут – белый.
Кстати, где это – «тут»?
Александр огляделся:
«Такого зала в Эрмитаже я не припомню…»
Читать дальше