Евгений Матерёв - Музеи… или вдохновляющая музыка The Chemical Brothers [litres самиздат]

«Это хороший знак!» – подумал он, усмехнувшись.

Но Элизабет ничего об этой подсказке не знала. Она уже пребывала в своём фантазийном мире…

Мужчины и женщины с вожделением смотрели на звезду Икоких. Все их взгляды были устремлены на восток, где тьма начала отступать. С великим волнением застыли люди первых племён.

Будто зрение возвращается к незрячему: всё отчётливее становился окружающий мир и наполнялся красками. Последние звёзды догорали на небе.

Облака на горизонте, как остатки бесконечной ночи, уходили прочь: теперь над миром будет светить солнце!

И вот тёплые лучи коснулись счастливых лиц.

«О, великий Кукумац! О, великая Тепеу!»

Собравшиеся рыдали от происходящего чуда. Сколько же надо сил, чтобы создать такое! И всё ради них – людей!

– Хурукан! – закричали в толпе. – Сердце небес!

Над головами людей заливалась первой песней кецаль – маленькая зелёная птичка с красной грудкой.

И правда – зелёные пёрышки, обхватывающие грудку, смотрелись как ребра, удерживающие алое сердце!

Люди танцевали, раскуривали смолы, пели первые свои песни, которые складывались прямо сейчас – экспромтом; в благодарность богам за такое чудо прокалывали себе мочки ушей и локти, возвращая богам их потраченную силу.

Сами боги были счастливы, увидев наконец благодарность за свои труды; услышав в устах людей свои имена; почувствовав, как умножается их сила с каждой каплей крови…

Элизабет поставила красивую статуэтку на место.

Рассматривая через прозрачную ткань балдахина скат крыши, сложенной из снопов тростника, Бет почувствовала себя настоящей королевой джунглей.

«Так! А где мой ананасовый фреш?» – подумала королева и встала с кровати.

Прежде чем спуститься вниз, Бет решила оглядеть окрестности с балкона.

Прилетев вчера, ближе к полуночи, они с Тимом даже не нашли сил не то что пройтись по территории перед сном, а даже выйти на балкон – сразу улеглись в кровать.

«Интересно, это что за записка? От Тима? Или реклама отеля?»

К утру работы на пирамиде и в её окрестностях завершились. Исчезли прожекторы, исчезли рабочие. Только режиссер с техником проверяли один нехитрый механизм:

– Ну как? Всё работает?

Техник лишь фыркнул в ответ: «Сущая ерунда».

Он нажал на кнопку, и две узкие дверцы снова закрылись над Тимом – тот и глазом не моргнул.

Элизабет раздвинула в стороны ширму с витражами и вышла на балкон. Перед ней стояли два плетёных кресла и стол. На столе лежал шлем, украшенный плюмажами с цветными перьями, которые обтекал ветер – даже в мелочах постояльцам напоминали про место их пребывания.

Шлем прижимал собой листок бумаги, сложенный гармошкой.

Бумага была необычайно толстой, коричневатого оттенка, с еле заметными белыми разводами:

«Это же хун, – догадалась Элизабет. – Ну-ка, посмотрим».

Майя такую бумагу раньше выделывали из коры фигового дерева.

Она развернула лист и увидела знакомое изображение из Дрезденского кодекса.

На заднем плане в окружении иероглифов росла сейба, занимающая ключевое место в космологии древнего народа. Ветви зелёного дерева больше похожи на щупальца осьминога, нежели на части растения. Принимая во внимание символичность изображения, четыре ветки вместо плодов, скорее всего, покрыты драгоценными камнями – так древний художник зашифровал символ процветания, достатка и благополучия.

В негустой кроне восседала чёрная птица-змей, олицетворяющая собой бога Ицамну, от сил которого зависит климат вокруг священного дерева.

На переднем плане со связанными руками и ногами лежал мужчина. Столбик из иероглифов упирался в его изогнутую дугой спину. На его животе зиял широкий разрез, из которого уже вынули сердце. Очи смертника сомкнуты, а рот раскрыт – мужчина словно прислушался к словам, какие вещает ему пернатое божество; в этом пограничном состоянии, между жизнью и смертью, образовалась связь между двумя мирами – от головы мужчины, как пуповина, протянулся сакральный канал, конец которого удерживает в своём клюве священная птица.

Между столбцами иероглифов восседали четверо бакабов-атлантов, на плечи которых возлагались небеса.

Текст написан чёрными чернилами, лишь несколько чисел были выделены красным цветом – смотрелись они будто кто-то порезал палец, перед тем как сложить письмо.

Но была в этом тексте и новинка – дата, похоже, стояла сегодняшняя. Бет пришлось напрячься, чтобы вспомнить её – воистину счастливый часов не наблюдает.