Дэвид Кроу - Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях

Мужчины выкрикивали друг другу предупреждения, когда приближался кто-то из жен. Некоторые пытались прятаться под столами и стульями в барах или бежали к выходу. Я сочувствовал им, но спастись бедолагам удавалось редко.

Наконец толстуха-навахо обнаружила своего хозяина, лежащего ничком перед Американским баром. Она схватила его за волосы и несколько раз приложила лицом об асфальт. Изрыгая проклятия на своем языке, она проволокла благоверного по улице и затолкала в телегу. Скамья прогнулась под ее весом, когда она ухватилась за поводья и скомандовала лошадям трогаться. Выходные подошли к концу.

Каждый раз на выходные в городе было полно таких вот пьяниц и их жен. В Гэллапе ничего никогда не менялось.

Наблюдая за их потасовками, я начинал мириться с тем, что происходило у нас дома. И понимал, что мама — не единственная тут несчастная женщина. В Гэллапе их полным-полно.

Наша жизнь в дуплексе подошла к концу январским утром, когда к нам в дверь постучался работник социальной службы. Через две недели этот дом снесут, сказал он. Перед тем как уйти, он из баллончика написал «На снос» у нас на стене с пятнами от мочи. Когда мы сложили вещи в свой «Рамблер» с прицепом и тронулись в путь, пьянчуги на Южной второй улице наверняка устроили праздник — по крайней мере те, что были в сознании.

Мы переехали в другой дом, номер 306 по Саут-Клифф-драйв. Наш новый дом, оштукатуренный и выкрашенный в оранжевый цвет, стоял на крутом склоне гигантского оврага — прямо-таки миниатюрный каньон. На верхнем этаже находились три спальни и терраса с цементным ограждением, а на нижнем — подвал и гараж. Хоть дом и не был таким же хорошим, как в Альбукерке, он выгодно отличался от предыдущего. Никакой свалки во двор, и никаких пьяниц. Мы с Сэмом заняли комнату в подвале, подальше от остальной семьи, расположившейся наверху. Так мы могли сбегать из дому через гараж, и никто об этом не знал.

Отец стал все больше времени проводить вне дома, даже после работы. Собственно, никто и не возражал. Пока его не было, нам не приходилось слушать их бесконечные ссоры с мамой. Он практически игнорировал нас с Сэмом до того дня, пока не ворвался к нам в комнату сообщить о предстоящем боксерском поединке между Бенни «Кидом» Паретом и Эмилем Гриффитом.

Отец обожал слушать репортажи с боксерских боев по радио. Лучший радиоприемник, что у нас был, стоял в «Рамблере», поэтому он усаживался в машину и приглашал нас присоединиться к нему. Сэма это не интересовало, но мне нравилось притворяться перед отцом, что я люблю бокс так же, как он. Когда я его поддерживал, он заметно ко мне добрел.

Отец знал всех великих боксеров из прошлого, вроде Джо «Черного громилы» Льюиса и Джерси Джо Уолкотта, который едва мог прокормить семью за девять долларов в неделю, пока не стал чемпионом в тяжелом весе. Но главным его фаворитом был Джек Дэмпси, «Костолом из Манассы», уроженец Колорадо. Сын шахтера, Дэмпси мог участвовать в десяти поединках за день, получая за каждый по пять долларов, прежде чем перейти в профессионалы. Он жевал смолу, чтобы развить нижнюю челюсть.

Истории о том, как бедный парень стал великим боксером, всегда очаровывали отца. Он говорил об этих парнях так, будто они — члены его семьи, вспоминая моменты их славы, которые должны были служить нам уроком. Бокс — спорт настоящих мужчин, говорил он, потому что это лучший способ показать себя.

Я на тот момент был костлявым мальчишкой в толстых очках, которому совсем не хотелось, чтобы его лупили. Но отец, похоже, считал, что со временем я превращусь в настоящего Кроу и смогу тоже «выбивать дерьмо» из других парней.

Тем вечером, 24 марта 1962 года, было очень холодно. Мы с отцом забрались в «Рамблер», отец открыл дверь гаража, но выезжать не стал, и мы так и сидели при свете единственной тусклой лампы. Он припас для нас сэндвичи и ледяной чай, чтобы их запивать.

Отец наклонился и похлопал меня по колену.

— Сегодня — особый день. Мы услышим, как вершится история.

Комментатор из Мэдисон-сквер-гарден объявил:

— Дамы и господа, бой начинается. Пятнадцать раундов за звание чемпиона мира во втором полусреднем весе.

— Это будет великий бой! Гриффит должен убить Парета, этого кубинского сукина сына, — сказал отец, потирая руки, словно он сам готовился к поединку и разогревался.

— Парет обозвал его пидором, и Гриффиту надо защитить свою честь.

Он что, серьезно? Судя по боксерским журналам, которые папа постоянно читал, боксеры как только друг друга не обзывали, и этот эпитет мало чем отличался от прочих, о которых он мне рассказывал.