Павел Давыденко - Ученица

С другой стороны, историк мог уже знать, что его преследуют, и намеренно вести их в ловушку. И тогда последствия могут быть какими угодно. Турка не подготовился, втянул в дрянь Марию Владимировну, и теперь мог потерять все.

Сейчас страх пропал. Остался азарт, распаляемый адреналином. Что же будет дальше?

Что будет дальше?

Стоп. Ничего ведь не ясно. Вполне может оказаться, что через какой-нибудь час Турка будет смущенно жаться на пассажирском кресле, а в салоне будет висеть сконфуженная тишина, пока они с Марией Владимировной будут ехать обратно.

Хотелось, чтоб резко стемнело и стал накрапывать дождь — так видимость бы снизилась, добавив маскировки. Но нет — облачный, но светлый день, полупустое шоссе. И закусывающая губу учительница лихо давит на педали, переключая скорости.

Потом «Опель» историка пропал.

— Где… он? — выдохнула Мария Владимировна. — Куда он свернул, ты видел, Давыдов?

— Н-нет.

Стрелка спидометра чуть расслабилась, а вот Мария Владимировна наоборот. Турка кусал щеку изнутри, и осознав, что рот его съехал чуть ли не на плечо, внутренне одернул себя.

— Вроде бы сюда. Если ошибемся… Синявская, ты говорил?

— Вроде бы, — эхом отозвался Турка. — Если потеряли, так что уж тут…

«Опель» возник из воздуха. Просто появился впереди, на узкоколейке. Учительница выразительно поглядела на Турку, и тот мысленно согласился с ее взглядом: более неумелых преследователей найти сложно. Но делать было нечего, и Турка изо всех сил надеялся, что историк сейчас не в том состоянии, чтоб заметить погоню.

Когда включился свет, узница поморщилась, закрываясь от слабой лампочки. Бледные щеки, искусанные губы, мешки под глазами. Измученная девочка.

Именно в таком виде она привлекала его еще сильней. Хищник улыбнулся, хотя шепоток подсказывал, что расслабляться нельзя, какой бы опустошенной не выглядела девчонка. Впрочем, от шепотка можно и отмахнуться. Теперь уже никакой разницы.

— Сегодня ты пойдешь наверх. Я тебя отпущу.

Девушка пошевелилась, на мгновение подумав, что спит. Потом решила, что ей послышалась. Мучитель сделал шаг навстречу, и она по глазам поняла, о чем идет речь.

Лицо ее тут же напряглось, как и тело, что не ускользнуло от натренированного взгляда маньяка. Все тот же бархатистый «отцовский» голос, мягкий тон, которым урод ее всегда увещевал.

Прошлые подобные разговоры сопровождались тем, что одна его ладонь потирала промежность. А сейчас он прятал кисть… в кармане пиджака. Это девушку смутило, как опять-таки, могут иной раз смутить нелепые детали во сне.

Он шагнул к девушке:

— Мы с тобой так и не сблизились по-настоящему. Ты не поняла меня, а я не понял тебя. Но знаешь, еще не все потеряно…

— Цепь не способствует сближению.

Мужчина замер, а потом откинул голову назад и расхохотался. Вот он, момент! Но она помедлила, опасаясь, что маневр не удастся. Слишком уж далеко стоит ублюдок. Да и вдруг у нее не хватит сил, чтоб ударить как следует? Прут она вытащит, а вот на хороший (и точный!) удар вдруг не хватит силенок?

Момент меж тем она упустила, и выродок вновь посерьезнел, как будто уловил враждебные флюиды.

— Пожалуй, теперь слишком поздно, — промурлыкал он. — Но я учту ошибки. На будущее.

Он шагнул вперед, вытаскивая кисть из кармана.

— И как мы его найдем… Какой дом? Во что я ввязалась, во что я ввязалась, — безостановочно бормотала Мария Владимировна. Машина тряслась на ухабах и рытвинах грунтовки, и Турка ловил себя на мысли, что даже в такой ситуации его глаза то и дело косятся на подпрыгивающую грудь учительницы. Наверное, у всех представителей сильного пола глаза устроены именно так, что в любой ситуации не обходят вниманием женские прелести.

Вместе с тем он ощутил ледяную уверенность, что поездка будет результативной. Теперь даже доводы разума пасовали перед странным… знанием. Не интуицией. Он как будто из будущего прибыл, и знал наверняка. Как в тот вечер, когда Вову спасали.

— И куда же он делся? Давыдов, это бред. Во что ты меня втянул? Куда он…

«Опель» стоял возле неприметного забора. Калитка и ворота ржавые, облупленные. Сам домик выглядел так, будто хозяева его давно бросили. Впрочем, здесь большинство жилищ смотрелось именно так, до дачного сезона далеко, а жители тут если и есть, то не показываются.

По небу ползла грязно-серая «вата». Солнце будто в одеяло завернулось, как девушка, не желающая досматривать леденящую душу сцену в фильме ужасов.