Ингар Йонсруд - Калипсо

Фредрик с усилием моргнул несколько раз. Черт, какой же он тормоз. Ведь этот вопрос даже не приходил ему в голову. Правда, ему было о чем думать – об Андреасе. О Беттине. О самом себе.

Он снова посмотрел на старую яхту. У него в корпусе тоже была дыра. Значит, ему надо начинать заделывать ее. Первым делом серьезно поговорить с Андреасом.

– Каин был наркоманом с незапамятных времен, – продолжила Кафа. – Он должен был понимать, как среагирует его организм на такую большую дозу амфетамина.

– Может, ему было нужно накачаться, – предположил Фредрик, задумчиво почесав лоб. – Каин и Авель, – сказал он. – Каин собирался предать кого-то вчера вечером. Того, кого действительно боялся. Поэтому он накачался.

– Да… – тихо ответила Кафа. – Может быть.

Агнес Усе была одета в бежевое пальто с высоким воротником. Они подошли к ней еще до того, как она успела поднять зад с водительского кресла. Она посмотрела на них без тени удивления.

– Вы могли навестить меня на работе.

– Гораздо приятнее приезжать домой к людям, – мило ответила Кафа. – Ваш дом – это ваша душа.

Ухватившись за руль и дверь, Усе вытащила себя из машины. Она показала на костыль на заднем сиденье и посмотрела на Кафу: – Передайте, пожалуйста?

Врач припарковалась перед гаражом, находящимся в подвале виллы, и, медленно передвигаясь, провела их вверх по каменным ступеням к входной двери. Должно быть, из ее гостиной открывается вид на Бюннефьорд. На мгновенье Фредрик остановился. Провел рукой по шершавому фасаду. И тут его осенило. Может быть, он все-таки не такой плохой полицейский. Довольный собой, он приложил руку к стене. «Твой дом – это твоя душа».

В прихожей Усе повернулась к ним. Сорок семь, подумал Фредрик. Моложе него, согласно реестру населения. Но ей можно было дать и на десять лет больше. Как минимум. Волосы пострижены, образуя пышную прическу, начес, про который женщины-политики думают, что с его помощью смогут руководить страной; глаза у Агнес были тусклые и невыразительные.

Окна в гостиной закрывали жалюзи, и комната была практически погружена в темноту. Агнес Усе, дойдя до середины комнаты, быстро хлопнула в ладоши. Ничего не произошло, и она сделала еще два шага. Фредрик услышал, как костыль стукнул о перила, и она еще раз хлопнула. Жалюзи поднялись, и лампочки в потолке наполнили гостиную холодным светом.

– Они говорили, это будет так легко, – простонала она.

Гостиная была неброская, но обставлена эксклюзивно. Над черным кожаным диваном висела красно-оранжевая шелкографическая гравюра на металлической пластине. Оттиск был длиннее дивана и напоминал закат или, возможно, вольную интерпретацию трансплантации легких. Врач стояла у винтовой лестницы, ведущей вниз, перила которой были сделаны из матового стекла.

– Мне позвонили, – сказала она. – Старый друг.

Усе посмотрела вниз лестницы.

– Эгон Борг. Он рассказал, что вы задавали вопросы. Обо мне.

Она повернулась к ним.

– Добрый, хороший, маленький, глупый Аксель. Все эти годы. Ни слова. Не знаешь, смеяться или плакать.

Фредрик посмотрел в окно на фьорд. Окна простирались от пола до потолка. Ему подумалось о закрытом баре на вершине одного из отелей в Осло, где писсуары были расположены прямо перед окном, и у тебя появляется ощущение, словно ты мочишься на город. По крайней мере, в мужском туалете было так. Может быть, в женском надобности в таком не было. И тем не менее… разве эта средних лет врач, стоя на костылях, в юбке и вязаном кардигане, сейчас не мочилась на них?

– Большой дом для одинокой дамы, – заметил он.

– Мне так нравится, – ответила та.

– Что у вас в подвале?

– Гараж и студия.

– Однако вы паркуете машину на подъезде?

– А это незаконно?

– Мне пришло это в голову, потому что у вас проблемы с ногами.

– Пойдемте. Я покажу вам.

Агнес Усе нажала на кнопку на широких перилах. Электромотор тихо загудел, и появилась маленькая площадка на пути лестничного марша. Посреди площадки стояла опора с рукояткой, к которой прикреплен ремень.

– Вообще-то нужно крепко пристегиваться, – сказала она, вставая на лестничный лифт. Усе быстро положила руку на рукоятку, и лифт начал движение вниз. – Но я пока еще не стала настолько дряхлой.

Кафа осталась в гостиной, а Фредрик последовал за Усе вниз по лестнице.

– Классные штуки, – сказал он.

– Знаете, сколько стоит тот уродливый шелкографический оттиск? – спросила она. – Больше дома. Мои родители были очень богаты. А я единственный ребенок в семье. Наследников у меня нет, и к людям я не питаю особых симпатий. Не вижу никаких причин оставлять что-то после себя.