Марика Девич - Не Господь Бог [litres]

У самой Кувариной было уже двое. Есть к чему стремиться.

Под конец разговора, который проходил в режиме радио, поскольку Катя едва его поддерживала, Танька сочувственно вздохнула и сказала, зачем, собственно, и звонила.

– Ты-то не затягивай, Катюш. Знаешь, как называют тридцатилеток, кто с первым? Старородящие. Мерзость какая, да? – Куварина оставалась всё той же сукой.

– Или не получается? – вдруг артистично встревожилась она за бывшую одноклассницу. – Ой, прости, если я по больному месту.

Катя выдала, как кувалдой:

– Не хотела говорить раньше времени, но теперь уже можно. Ты же моя подруга. Только никому пока. Двенадцать недель.

Бедная Куварина, и тут ей обломалось.

Положив трубку, Катя немедленно потребовала подать ей авто и поехала в «Детский мир».

Она научилась переобуваться в воздухе.

Теперь она ежедневно радовала своих фолловеров цитатами мудрых о воспитании детей, ангельскими фото и новостями о своем самочувствии.

– Токсикоз? Что это?

И ещё один маленький, но приятный бонус. С каждым днём её скромная грудка росла, как на дрожжах, а белёсые втянутые соски становились всё более тёмными, набухшими и чувствительными. Однажды после душа, вытираясь, Катя задела их полотенцем. По телу разлилось приятное тепло. Она закрыла глаза и руки сами потянулись вниз, туда, куда до этого позволено было только водным струям. Катя прикоснулась к клитору. И кончила. Определённо, в беременности больше плюсов, чем она изначально думала.

Её муж напрасно не заглядывал через камеру в душ, полагая, что ничего интересного там не увидит. Он ошибался.

Диме к тому моменту стало уже не до слежки за женой. Он с каждым днём всё больше думал о Лене. И однажды не выдержал и позвонил сам.

– Привет.

– Привет, – тусклым голосом ответила Лена.

– Я видел по телеку.

– Все видели, – также безжизненно сказала Лена.

– Ты всё ещё злишься на меня? – спросил Дима.

– Господи, о чём ты вообще, – устало ответила Лена.

– Как ты? – в тёплом голосе Димы звучало живое, искреннее участие.

Нарастала общественная истерика в адрес врача-убийцы Мичурина, бетонная стена вокруг самой Лены, молчанка адвоката, которая говорила громче любых слов. Похоже, он не хотел ввязываться в заведомо провальное дело, это плохо для репутации, а свои деньги он уже получил. Он, конечно, на суд явится и принесёт нужные бумаги. Но ничего из того, что он сулил Лене, Олег Олегович делать не собирался.

– Нормально, – ответила Лена.

– А если честно?

В телефоне повисло молчание.

Людмила Исааковна с сердечным приступом загремела в больницу, Лена бегала с передачками ещё и туда. Горе Лены было несопоставимо с угрозой жизни и потерей мужа бывшей учительницы. Вдобавок сын с невесткой, разумеется, затеяли судебные разборки насчет наследства. Однако занять квартиру в её отсутствие не смели. Не хватало бумаг. Лене приходилось бегать по инстанциям и отбиваться от обиженных претендентов, чтобы Людмила Исааковна после выписки вновь не стала бомжом и чтобы исполнить последнюю волю Николсона: сыну не оставлять ничего.

Маша всё не звонила. И не отвечала. Случайно от соседского Ваньки Лена узнала, что Машка переехала в Калифорнию и нашла работу официантки. Как, разве она не сказала маме?

О беде с Мичуриным Ванька не сказал ни слова. Его интересовала только Маша. Лена вздохнула с облегчением: значит, как минимум, дочь жива и здорова. Может, и к лучшему, что она поругалась с родителями и не вернулась, избежав всего этого кошмара.

Всего этого кошмара, из которого, кажется, им не выбраться.

Лена и не заметила, что всё это она выложила вслух.

– Я сейчас приеду. Мы всё решим, – сказал Дима.

Спустя пять минут ему уже подали машину. Этого адреса среди привычных маршрутов руководителя ранее не было. Шофёр также давно не видел Дмитрия Алексеевича в таком отличном расположении духа.

Дима ехал к ней . Мчался на крыльях своей любви. Как бы пошло это не прозвучало.

Да, пусть не совсем так, как он себе рисовал.

Да, не кинулась в ноги.

Да, он позвонил сам.

Но ведь когда он сказал: приеду, решим, он почувствовал, как чувствовал в детстве настроение матери, когда та ещё не вошла в двери, что Лена испытала к нему благодарность. Пока так.

Нахрапом он уже пробовал. Властью – не прокатило. С Леной это не работает. Он будет действовать медленно и осторожно. Раз она не упала к нему в ноги, он подставит плечо. Как старший брат.

А может, и как нянька. Едва Лена открыла дверь, он сразу увидел, что за то время, что прошло с момента их последней встречи, она провалилась из сильной уверенной женщины в маленькую слабую девочку. Не стресс её туда вогнал, а затянувшаяся тревога. На коротких дистанциях могут быть сильны даже слабые. На марафонах неизвестности и пустых надежд ломаются даже сильные.