Харлан Кобен - Всего один взгляд. Невиновный

Но центр социальной поддержки «Звездный свет» напоминал трехэтажную гостиницу в псевдовикторианском стиле — с башенками, террасами, нарисованными ярко-желтой краской дамами прежних времен, правда с безобразным алюминиевым сайдингом. Газон был ухожен настолько, что казался ненатуральным, пластиковым. Здешней обстановке пытались придать веселенький, жизнерадостный вид, но перестарались, эффект получился как от «Диснейленда» в Эпскот-центре — прелюбопытная копия, которую, однако, нельзя принять за оригинал.

На крыльце-террасе в кресле-качалке старуха читала газету. Она пожелала Грейс доброго утра; та ответила и толкнула дверь. В вестибюле явно старались воссоздать обстановку отеля минувшей эпохи: повсюду висели картины маслом в безвкусных рамах — таких полно на распродажах «Холидей инн»: все по девятнадцать долларов девяносто девять центов. Сразу становилось понятно: это репродукции классических работ, даже если вы никогда не видели ни «Завтрака гребцов» Ренуара, ни «Ночных ястребов» Хоппера.

В холле было неожиданно многолюдно: он был полон стариков разной степени полуразрушенности. Одни передвигались без помощи, другие ковыляли, кто-то — опираясь на трость, кто-то с помощью костылей, остальные сидели в инвалидных креслах. Большинство обитателей «Звездного света» держались бодро; меньшинство мирно подремывали.

Холл был чистым и светлым, но здесь чувствовался запах старости: так пахнет древний заплесневелый диван. Запах пытались заглушить вишневыми ароматизаторами в виде деревца, которые любят вешать в такси, но некоторые амбре не перебить ничем.

Единственная молодая особа здесь — девушка лет двадцати с небольшим — сидела за письменным столом того же стиля, что и вся обстановка, но по виду купленным в «Бомбей компани». Она приветливо улыбнулась Грейс.

— Доброе утро, я — Линдси Барклай.

Грейс узнала голос вчерашней собеседницы.

— Я приехала к мистеру Додду.

— Бобби у себя. Второй этаж, комната двести одиннадцать. Я вас провожу.

Линдси была привлекательна прелестью молодости. Так энергично и улыбчиво держатся исключительно невинные девушки и вербовщики некоего культа.

— Вы не возражаете подняться по лестнице? — спросила она.

— Отнюдь.

Попадавшиеся навстречу им обитатели «Звездного света» останавливались и здоровались. Линдси находила минуту для каждого, радостно отвечая на приветствия. Игра на публику, не без цинизма отметила Грейс. Однако Линдси всех знала по именам и не скупилась на теплые фразы, отчего старики на глазах расцветали.

— У вас здесь в основном женщины, — сделала заключение Грейс.

— Когда я училась в школе, нам говорили, что в домах престарелых женщин в пять раз больше, чем мужчин.

— Ничего себе…

— Да. Бобби шутит, что всю жизнь мечтал попасть в малинник.

Грейс усмехнулась.

Линдси махнула рукой:

— О, это лишь разговоры. Его жена — он зовет ее «моя Моди» — умерла почти тридцать лет назад, и с тех пор Бобби, по-моему, не взглянул ни на одну женщину.

Они замолчали. Коридор был выкрашен зеленым и розовым, стены увешаны узнаваемыми работами: репродукции Нормана Роквелла, собаки, играющие в покер, черно-белые кадры из кинохитов: «Касабланка» и «Незнакомцы в поезде». Грейс шла прихрамывая. Линдси заметила ее хромоту — Грейс ловила на себе ее осторожные взгляды, — но, как большинство сделало бы на ее месте, тактично промолчала.

— У нас в «Звездном свете» кварталы, — пояснила Линдси. — Мы так называем коридоры. Каждый оформлен в своем стиле, этот, например, Ностальгия. По-моему, жильцам это нравится.

Они остановились. На табличке у двери справа было написано «Додд». Линдси постучала:

— Бобби!

Никто не ответил. Линдси нажала ручку, и дверь открылась. Они вошли в маленькую, но удобную комнату. Справа была крохотная кухонька. На кофейном столике стояла черно-белая фотография очень красивой женщины, похожей на Лену Хорн, повернутая так, чтобы было видно и от двери, и с кровати. Даме на портрете было лет сорок, но можно было с уверенностью сказать, что снимок старый.

— Это его Моди.

Грейс кивнула, на секунду засмотревшись на фотографию в серебристой рамке, — ей снова вспомнился «ее Джек». В первый раз она допустила до сознания невозможное: не исключено, что Джек никогда не вернется. Именно об этом Грейс избегала думать с той самой минуты, как услышала звук мотора универсала. Возможно, она никогда больше не увидит Джека, не обнимет его, не засмеется его старым шуткам и — здесь эта мысль сама просилась в голову — не состарится вместе с ним.