Райли Сейгер - Дом на краю темноты [litres]

Мгновение, и я снова бегу, повторяя свой маршрут в обратном направлении. Вниз по лестнице, через пролет, еще вниз по лестнице. По пути к входной двери я задерживаюсь, чтобы взять фонарик из коробки с припасами в большой комнате.

И вот я уже на улице, бегу вокруг дома и буквально врезаюсь в лес. Здесь кромешная тьма, лунный свет затмевают деревья. Я включаю фонарик. Луч дрожит на земле передо мной, вылавливая случайные красные ягоды.

– Я знаю, что ты тут! – кричу я во тьму. – Я тебя видела!

Никакого ответа. Но я его и не жду. Я просто хочу, чтобы нарушитель знал, что я его видела. Надеюсь, это предотвратит новый подобный визит.

Я продолжаю идти сквозь лес, из-за склона холма мой шаг становится быстрее. Вскоре я уже оказываюсь на кладбище домашних животных, бугристые надгробные камни сияют белым в свете фонарика. Я пробегаю мимо могил и приближаюсь к каменной стене у подножия холма. В темноте она пугает – десять футов высотой и толщиной с крепостную стену.

Рядом с ней я кажусь крохотной, что должно обнадеживать. Через такую преграду никто не перелезет. По крайней мере без лестницы. Но это осознание наводит на тревожный вопрос: как этот упырь попал на мою территорию?

Ответ приходит через минуту, когда я решаю вернуться домой, пройдя сначала вдоль стены к главным воротам. Я прохожу всего лишь около пятидесяти ярдов, а потом вижу разломанную часть стены. Это не очень большая дыра. Просто обвал шириной где-то в фут, будто кто-то пальцем проделал дырку в мягком масле. Чтобы пробраться сквозь нее, мне нужно повернуться и пролезть боком. Как только я оказываюсь на другой стороне – и больше официально не на территории Бейнберри Холл – я мельком вижу заднюю часть коттеджа сквозь деревья. Его отделка, желтая в дневное время, выглядит белой в лунном свете. Одно окно горит. За ним мерцает зелено-голубой экран телевизора.

Коттедж принадлежит либо Дэйну, либо Дитмерам. Я не знаю, кто живет по какую сторону дороги. Полагаю, мне придется это выяснить, так как случайный вход в мою собственность находится недалеко от их заднего двора.

Хотя не то чтобы Дэйну или Ханне Дитмер пришлось бы так пролезать ко мне домой. У них обоих есть ключи и от ворот, и от дома. Они могут спокойно войти, когда захотят.

Это наводит на мысль, что тот, кто был в доме, приходил и уходил этим путем. Им нужно было всего лишь пролезть через пролом в стене. Самое трудное, насколько я могу судить, – это знать о существовании такового. И меня бы не удивило, если бы многие люди в Бартлби и за его пределами обладали этим знанием.

Я возвращаюсь к дому, ускоряя шаг. Мне резко кажется, что сейчас придут еще упыри, и мне нужно их остановить. Вернувшись в дом, я хватаю нож и обыскиваю весь дом, несмотря на охватывающий меня страх. Я открываю каждую дверь, не зная, что увижу за ней. Щелкая каждым выключателем и предвкушая худшее за эту наносекунду темноты до того, как зажигается свет.

Бейнберри Холл оказывается пустым.

Как долго – без понятия.

И поэтому я заимствую страничку из папиной книги.

Буквально.

Я вырываю страницу прямо из Книги на кухонном столе и рву ее на мелкие кусочки. Это очень приятно. Я никогда раньше не портила ни одного экземпляра Книги, и такое удовлетворение заставляет меня пожалеть, что я не начала это делать много лет назад.

Я думаю о папе, когда просовываю клочок бумаги в щель входной двери, гадая, удивился бы он, если бы увидел, что я делаю то, о чем он пишет в Книге. Скорее всего, нет. Я подозреваю, что он был бы разочарован, что я нарушила свое обещание никогда не возвращаться в Бейнберри Холл.

Я изо всех сил старалась не разочаровать его. Хотя к девяти годам я уже считала его лжецом, я все еще искала его одобрения на каждом шагу. Может, это было вызвано каким-то предположением, что, если я достаточно себя проявлю, он в конце концов сочтет меня достойной знать правду о Книге. Или, может, это просто типичное поведение ребенка из неполной семьи. Поскольку я знала, что никогда не буду соответствовать высоким стандартам мамы, я стремилась к гораздо более низкой планке моего папы.

Это не значит, что он был плохим отцом. Он был хорошим, во многих аспектах даже лучшим, и не потому, что баловал меня как только мог. Он был внимательным и добрым. Он никогда не говорил со мной свысока, как мама. И он никогда-никогда не смел меня недооценивать.

Когда я росла, он давал мне списки книг, чтобы прочитать, фильмов, чтобы посмотреть, и альбомов, чтобы послушать. И там были вещи, которые не каждый может посоветовать подростку. Фильмы Бергмана. Музыка Майлса Дейвиса. Толстой, Джойс и Пинчон. Каждое из этих имен говорит о том, что он считал меня способной к открытому мышлению, к тому, что я смогу расширить свои горизонты. И хотя меня совсем не интересовали джаз и «Радуга земного тяготения», я старалась изо всех сил оценить его вкусы. Мой отец верил в меня, и я не хотела его подводить.