Альбина Нури - Время кошмаров

Трубку он взял сразу, будто только и ждал моего звонка. Впрочем, как оказалось, позвонить ему действительно должны были, только не я, а риелтор, потому что он выставил на продажу свою новенькую квартиру.

Оказалось, что едва я уехал в командировку, как в нашем доме разыгралась настоящая трагедия.

Мальчишка-подросток с пятого этажа решил подшутить над добрейшей Лилией Ивановной и, подкараулив консьержку, бросил ей под ноги петарду. На беду, у старушки оказалось слабое сердце, и «скорая» увезла ее с инфарктом.

Родителям мальчишки кто-то (не то врач, не то еще кто другой) сказал, что старушка может запросто написать заявление в полицию, и они сделали упреждающий ход.

— Эта сучка, Яновская, пару раз оставляла Лилии Ивановне ключи от квартиры. Чтобы та передала сыночку. Ну, и обвинила ее в том, что старуха украла кольцо. Знаешь, типа, я заявление заберу, если ты моего балбеса не будешь обвинять. Та, может, и не думала никого винить — бабка-то была божий одуванчик! Расстроилась, конечно, раскудахталась: сроду, мол, чужого не брала, как вам не совестно. А ночью померла. Второй инфаркт.

Я слушал, и на душе было гадко. Яновскую я помнил: противная скандальная бабища из тех, мимо кого, наверное, и черти, крестясь, ходят.

Артур тем временем рассказывал дальше.

Лилию Ивановну похоронили, но не прошло и недели, как она вернулась. Сначала Яновскую, ее мужа и сына нашли мертвыми в квартире. Никаких следов борьбы — смерть наступила от инфаркта. Дверь в квартиру была не заперта: открыли, похоже, сами хозяева. Состава преступления нет, уголовное дело заводить не стали. Трагедия, конечно, да и необычно это — вся семья в одночасье! Но чего в жизни не бывает.

Не успели от этого случая отойти, следом еще одна смерть. Потом еще. Затем умер старик, которого наняли консьержем, и люди стали говорить, что ночью по подъезду бродит Лилия Ивановна. Только теперь это не кроткая тихая старушка, а жуткий потусторонний монстр, который мстит всем жильцам за свою смерть и опороченное имя. Стоит пустить ее на порог или выйти ночью из квартиры — и человек обречен.

— Не от инфаркта все умирали, а от страха, потому что она…

— Знаю, — устало проговорил я. — Видел.

Я уже не сомневался в том, что если бы не сумел чудом улизнуть от чудовищной старухи, то и мой труп нашли бы поутру в подъезде с выпученными глазами и синим, вытянутым от ужаса лицом.

Артур сказал, что люди ночами сидели, точно в осаде. Слышали, как жуткий мертвец бродит по лестнице, стучится в двери квартир, требует впустить.

Посторонним, тем, кто не из этого подъезда, конечно, никто о таком не говорил: ясно же, пока сам не столкнешься, не поверишь.

Но перешептывались, а подъезд постепенно пустел. Люди съезжали, продавали квартиры, бежали прочь от проклятого места.

— Слава Богу, покупатель нашелся, — сказал Артур. — Ты извини, мне пора.

На том и попрощались.

Спустя полтора месяца я подписывал договор купли-продажи. Квартиру в прекрасном новом доме я продал, скинув в цене больше трехсот тысяч, но был счастлив, что избавился от нее.

— Очень жаль, что вам пришлось срочно продавать квартиру, — проговорила покупательница, смущенно глядя на меня.

Она приобретала квартиру своей дочери и ее мужу, и, кажется, ей было неловко, что удалось так выгодно сторговаться, воспользоваться чужим несчастьем, сбить цену ниже нижнего предела. Мы с риелтором заранее согласовали душещипательную легенду, согласно которой мне, якобы, нужно было срочно переехать к заболевшей матери в другой город.

Если бы покупательница собрала побольше информации о людях, живших в нашем подъезде, то узнала бы, что непредвиденные события буквально сыпались на всех в последние месяцы: кто-то вынужден был продать жилплощадь за долги, кто-то — срочно сменить город или даже страну.

Я посмотрел на женщину: кажется, хорошая, добрая. И дочь у нее, наверное, такая же. Мне стало жаль эту семью, не подозревающую, какой ужас ждет впереди, и на краткий миг захотелось рассказать женщине правду, отговорить от покупки.

Но потом я вспомнил ту страшную ночь — последнюю, которую провел в своей квартире (после собрал вещи и переехал сначала в мотель, потом в крошечную съемную «однушку», где и жил до сих пор, не желая возвращаться). И подумал, что этих людей я не знаю, так с чего мне им сопереживать?

Согласен, это порочный круг: никто не пожалел бедную старуху Лилию Ивановну, а потом уже она не знала жалости… Но если кто этот круг и разорвет, то точно не я. Я хочу одного: уехать и забыть.